Невольно лицо его сморщивалось, сминалось, будто носовой платок. Слезы начинали щипать глаза. Но для того, чтобы утереть их, нужно было снять очки и перчатки. Ему было плевать на человечество – он чувствовал жгучую, рвущую в клочья душу и жалость к самому себе. Человечество получило по заслугам. Но он-то здесь при чем? Он ведь ни в чем не виноват!..
Звуки текли неторопливой, тонкой струйкой, втекали в щелку между дверью и косяком, скользили по полу, вползали вверх по рулю стоявшего возле пианино колесами вверх велосипеда, закручивались меж колесных спиц, изгибаясь знаком интеграла, перебрасывали крючок на люстру, под которой стоял оперативник, и свешивались вниз петлей, грозящей обернуться вокруг его шеи. Оперативник глянул на петлю и чуть заметно усмехнулся. Что ж, возможно, это было самое правильное решение.
Он уже потянулся рукой к петле, когда к монотонному звону, доносящемуся из соседней комнаты, добавилось меланхоличное, заунывное пение. Негромкое, больше похожее на завывание. На бесконечное вращение бесконечной спирали. Уходящей в глубину ночной тьмы и уводящей за собой в безвестность. А к голосу начал примешиваться странный, чуть сладковатый и отдающий легким дымком, дурманящий и будоражащий память аромат благовоний. Это было как воспоминание о том, чего еще не было. Но что непременно случится.
Человек, прежде считавший себя старшим опергруппы, попытался вспомнить, кто он такой. Что он здесь делает? Где он? И как, в конце концов, здесь оказался?
Ему определенно что-то мешало…
А, ну конечно!
Он медленно, палец за пальцем, сдернул с рук перчатки и кинул их на крышку пианино. Затем снял темные очки и положил их рядом. Вытащил из ноздрей фильтры. Странно, но после этой процедуры аромат благовоний, который он ощущал, не сделался сильнее, насыщеннее и ярче. Притом что запах вообще не мог проникнуть сквозь специально разработанный в лаборатории Гильдии фильтр…
Будто яркая молния пронзила его разум, на миг осветив все то, что было скрыто завесой дурмана.
Гильдия чистильщиков!
Он работал на Гильдию чистильщиков!
Он пришел сюда, чтобы сразиться с врагами Гильдии!
И, жесть твою, им, этим гнойным, ублюдочным тварям, почти удалось его провести!
Запах, который он ощущал, не стал сильнее после того, как он вынул фильтры, потому что его не существовало! Это была всего лишь игра воображения, подстегнутого внезапной и, следует признать, весьма и весьма изощренной мематакой!
Ну что ж, теперь он понимал, что происходит. А значит, готов был противостоять врагу.
Легко!
Оперативник отогнул лацкан пиджака и прижал подушечку большого пальца к круглой, похожей на значок металлической бляшке. Выгравированный на бляшке символ Гильдии чистильщика будто прикипел к коже. Оперативнику не надо было даже смотреть на него – знак раскаленным тавром тут же вспыхнул в мозгу. С точностью до последнего завитка.
О да!
Он будто видел его перед собой! Горящий символ, олицетворяющий собой все надежды человечества! Знак, созданный величайшими мастерами мемевтики. Знак, перед которым пасует любое зло. Знак, разрывающий связь между прошлым и будущим и связывающий в узел настоящее. Знак, вытравляющий все сомнения и снимающий все вопросы. В том числе и классический контркультурный мем: «Быть или не быть?»
Знак!
Ведущий за собой!
Знак!
Который видишь, но не знаешь, что на нем изображено!
Знак!
Оперативник выдернул пистолет из спрятанной под мышкой кобуры и дернул затвор. Подняв пистолет к плечу, он кончиками пальцев свободной руки зацепил край двери и медленно потянул на себя.
Он не знал, что ждет его за дверью. Но, в общем, ему было все равно. Его пытались уничтожить – не вышло. Теперь его ход. Он готов был убить. Или сам умереть. В общем, ему было все равно. Теперь уже – все равно.
Знак Гильдии, используемый как мемсимвол, выполнял всего одну, но очень важную задачу. Знак срывал все стоп-сигналы, что имелись в подсознании любого человека, и при этом наглухо закупоривал все клапаны безопасности. Человек превращался в эмоциональную бомбу, готовую взорваться в любую секунду. Однако этого не происходило, потому что никакие внешние раздражители на него уже не действовали – невозможно еще что-то влить в бочку, и без того уже наполненную под завязку.
Старший опергруппы никогда прежде не видел крутящихся дервишей. Но сразу понял, что человек в странной одежде, кружащийся на одном месте, рядом с телевизором, точно под люстрой, – это он и есть. Крутящийся дервиш. Ну а кто еще это мог быть, если не он? Другой вопрос: что делал крутящийся дервиш в московской квартире? Которую к тому же старший сам недавно проверил и убедился, что посторонних в ней нет.