Мертвопись

Шамана Крячко знал давно, лет десять, наверное. Железо он чувствовал просто фантастически. Механик от бога, как о нем отзывались другие специалисты. Но вся беда Шаманова была в том, что он любил воровать. И был он домушником и шнифером. Квартирные сейфы вскрывал виртуозно. Как, собственно, и входные двери. Свои похождения он совершал нечасто: раз-другой в год. Шамана не интересовала кража как таковая, ему было интересно вскрыть сложный замок, обойти хитрость хозяина и попасть в квартиру. Не в любую квартиру, а в ту, в которой есть сейф со сложными замками и системой защиты. Это ему, как правило, удавалось.

Но иногда Шаману не везло. Тут уж загадывать сложно – стечение обстоятельств, кто-то увидел, кто-то услышал. Пару раз ему удавалось уйти, бросив буквально со слезами уникальный инструмент. Потом вор-виртуоз стал работать изощреннее и готовиться стал лучше. Но азарт подводил Шаманова, и во второй раз он попался на сбыте краденого. Не учел истинной ценности эксклюзивных драгоценностей. Потом он стал еще осторожнее и сбывал свою добычу каждый раз в другом месте и через других людей порой за тысячи километров от места кражи. В третий раз Шаманов попался потому, что не учел современных веяний. Он вскрыл сейф и тут же попался в объектив камеры, помещенной внутри. Размолотил ее, конечно, в пыль, но камера была с передающим блоком, и хозяин квартиры получил прекрасное фото вора анфас. К тому времени Шаманов был уже во всех картотеках, и его взяли через три дня.

– Завязывал бы ты, Шаман, с кражами, – посоветовал Крячко. – Ну, не везет тебе. Ясно же!

– Наверное, завяжу, – с искренним вздохом согласился осужденный. – Мне ведь хорошие деньги за мою работу сулят. И не в одном месте. Слава о Шаманове по Подмосковью идет. Нескромно с моей стороны, но факт остается фактом, начальник. Я ведь чего позвал-то вас. Спросить хотел, вы приехали из-за этого, из-за Агапова? Потому что он на себя руки наложил?

– Ну, можно и так сказать, – уклончиво ответил Крячко. – А ты про него что-то знаешь? Вы с ним в одном отряде?

– Ага, в одном. Он через две кровати от меня спит. Я что подсказать-то хотел: странный он, этот Агапов. До последнего дня вроде ходил нормальный, и аппетит у него был. Это ведь первое дело, когда у человека на душе кошки скребут, так он есть перестает, так, «веслом» хавчик гоняет, а в рот не кладет. А Агапов хорошо кушал, я сам видел. А тут раз, и руки себе порезал. Так не бывает, чтобы в одну ночь. Я к чему говорю, он ведь за день до этого, ну, как на себя руки наложил, он в мастерской в муфельной печи бумажки какие-то сжег. Думаю, что письма с воли. Может, от жинки, может, от другой бабы. Я видел, а потом наутро говорят, что кирдык ему. Вот и думайте, начальник.

– «Блатные» его не обижали?

– Да нет. У нас они своей жизнью живут, а «мужики» своей.

– Ты так говоришь, Шаман, как будто сам отношения к «блатным» не имеешь, – усмехнулся Стас. – А ты ведь вор авторитетный.

– Я не такой, как все, – без ложной скромности заявил Шаманов. – Тут каждый сам по себе. А Агапов сам себя жизни лишил, я точно говорю, начальник.

Почему Макара Лыжина звали Рыжин, Крячко догадался, даже не видя его. Но он не думал, что это будет так ярко. Помимо ярко-рыжих волос, лицо парня было усыпано веснушками. Вот только «солнечным мальчиком» его было не назвать. Лицо Макара выражало лишь хмурую озабоченность. Станислав наблюдал за Лыжиным из машины, пока тот в составе бригады дорожных рабочих асфальтировал тротуар, тянувшийся через сквер. Подходить во время работы сыщик не стал, тем более что, судя по всем признакам, работу бригада заканчивала.

Лыжин шел домой, засунув руки глубоко в карманы пятнистых камуфляжных штанов. Шел неторопливо, но явно эта неторопливость объяснялась не усталостью. Некуда парню спешить, интереса к жизни в нем не было. Ни на деревья не смотрит, ни на небо, ни на девушек. Даже не курит. В этом Крячко убедился, наблюдая за работой Лыжина в течение полутора часов. Почти все в бригаде курили и за время наблюдения выкурили по две, а кто и по три сигареты.

– Гражданин Лыжин! – Крячко остановился в сквере перед Макаром и предъявил ему свое удостоверение. – Мне нужно с вами поговорить.

Паренек посмотрел испуганно и как-то заметно втянул голову в плечи. Стас, в свою очередь, тоже смотрел на Лыжина и не понимал, то ли жалеть его, то ли презирать. Но торчать на аллее столбами не стоило, и он кивнул на лавку в стороне под разросшимся кустом рябины.

– Пойдемте вон туда. Мне надо вам задать несколько вопросов.

– Я отсидел за все, – затравленно озираясь, тихо сказал Лыжин.

– Что, замучили тебя твоей судимостью? Попрекают? – спросил Крячко, усаживаясь на лавку и приглашая парня сесть рядом. – А ты как думал? Убийство полицейского – это такая статья, сынок, такое преступление, за которое тебя кое-кто может не простить никогда. Понимаешь это слово? Ни-ког-да!

– Я не виноват, не убивал я! – стал лихорадочно объяснять Макар, но Стас его решительно перебил: