Мертвые души. Том 3

Глядя на тяжело поводивших взмыленными боками коней, на возницу, всего словно пудрою усыпанного серой пылью, можно было заключить, что путь в минувшие четыре с половиною часа проделан был бричкою немалый. Извинившись перед гостем, Вишнепокромов отложил свой кофий и поспешил вон из комнат навстречу усталому вознице. Сквозь занавешенное кисейною занавескою окошко Павел Иванович увидел, как на некий сделанный к нему барином вопрос возница протянул тому запечатанное в конверт послание, которое тут же было вскрыто и прочитано с живейшим интересом. Одобрительно похлопавши еле державшегося на ногах возницу по плечу, отчего во все стороны полетели облачка серой пыли, Варвар Николаевич кликнул двух слуг и те, вынувши из брички большой деревянный ящик, потащили его куда—то за дом, где, как знал Павел Иванович, у Вишнепокромова находились сараи. Сам же Вишнепокромов суетившийся подле ящика и изображавший помощь в несении оного, нет, нет, а поглядывал с хитрой улыбкою на окна столовой залы, в которой оставался Чичиков.

«Никак затевает старый чёрт какую—нибудь затею», — подумал Павел Иванович и, дождавшись возвращения Варвара Николаевича, спросил:

— Надеюсь, моё здесь у вас появление не оторвало вас от каких—либо важных занятий? Ибо вижу, что помехою стал некоему делу, потребовавшему от вас, друг мой, поспешных действий…

На что Вишнепокромов махнувши рукою, отвечал:

— Пустое, душа моя, так кое—какие мелочи по хозяйству. Не ломай себе, брат, головы, — с чем и принялся хлебать свой уже почти остынувший кофий.

После чего наши приятели и разошлись, наконец—то, вздремнуть по своим покоям.

Оставшись в одиночестве, Чичиков с наслаждением повалился на свежую душистую кровать, хрустнувшую в ответ ему тугим своим тюфяком. Он снова ощутил тот блаженный покой, что нисходит на каждого – долго и трудно плутавшего, но достигнувшего, в конце концов, до желанного предела. Многие мысли и чувства кружили в сей час у него в голове, они путались, переплетаясь между собою, так что казалось, будто слова из коих состояли его мысли, колкими искрами радости рассыпались в сердце Павла Ивановича, заставляя его замирать от чего—то похожего на счастье, а то и сама радость излившись из глубины сердца, складывалась в длинные цепочки слов, словно бы написанные пред его внутренним взором чей—то могущественною незримой рукою.

«Вот и решилось…Вот и решилось…», — плыла пред ним неким обрывком фразы мысль настолько огромная и могучая, что за нею помещались и Самосвистов вместе с известием о его чрезвычайной близости до генерал—губернатора, и новый, добрейшей души генерал—губернатор, и даже вся «воспрянувшая» при нём, по словам Вишнепокромова губерния, да и сам Варвар Николаевич – все они точно присутствовали здесь, хоронясь за этими короткими словами, точно за частоколом.

«Однако придётся открыться Самосвистову, без подобного шагу дело не двинется далее, — подумал Чичиков с некоторою опаскою, но тут же приободрил себя, — ну да ничего, Модест Николаевич не таков, чтобы совать нос в чужие дела, его бояться нет нужды, а вот Варвар Николаевич!..».

Тут Павел Иванович с усмешкою даже махнул рукою, потому как и без того было ясно, что попади только на язык Вишнепокромову таковая «добыча», каковою являлись «мёртвые души» и о них назавтра же заговорили бы по всей губернии.

«Нет, с Варваром Николаевичем ухо надо держать востро! Пускай он и приятель мне, а того гляди недолго и до беды. Ибо известны и склонности его и его характер. Ну да ничего, «Бог не выдаст – свинья не съест», надобно лишь не болтать лишнего в его присутствии», — подумал Чичиков и увидавши напоследок физиогномию Варвара Николаевича, украшенную наместо носа розовым поросячьим пятачком, к тому же хрюкнувшую и хитро ему подмигнувшую, опустился в сон – ласковый и безмятежный, каким забывается разве что счастливое дитя в ожидании обещанного ему верного гостинца.

Проснулся Павел Иванович так, словно бы и не спал вовсе, словно бы смежил он свои веки всего лишь мгновение назад. Он почувствовал, как кто—то трясет его за плечо, приговаривая при этом:

— Просыпайся, просыпайся, душа моя! Уж десятый час на дворе, так и до утра проспать недолга. Просыпайся, у меня для тебя припасён сюрприз! Просыпайся!

На что Чичиков пробормотавши спросонок нечто невнятное, разлепил глаза и, увидевши склонённое над собою лицо Варвара Николаевича, что, казалось бы, чуть ли не минуту назад украшено было поросячьим рылом, спросил:

— А?! Что?! Не приключилось ли чего?

— Ничего не приключилось, душа моя, просто думается, что довольно с тебя сна, и то сказать: уж пятый час почиваешь. Так что давай—ка, одевайся и выходи, голубчик, на крыльцо. Я тебя там и буду поджидать с сюрпризом, — и загадочно улыбнувшись, Вишнепокромов вышел из Чичиковской опочивальни.

«Верно, и вправду замыслил что—то старый чёрт», — подумал Чичиков, в другой уж раз поминая хвостатого и, накинувши на себя платье, отправился вослед за Варваром Николаевичем.