Не знаю, доводилось ли вам когда—либо, верные читатели мои, наблюдать наипрестраннейшую особенность, что сопровождает порою карточную игру, когда словно бы по повелению некоего таинственного и могучего духа, распоряжающегося карточным раскладом у всей собравшейся за зелёными столами компании просто таки нейдёт игра? То и дело мешаются карты, путаются ходы, случаются настолько непостижимые и досадные зевания, что простительны бывают разве что безусому гимназисту, впервые взявшему в руки карточную колоду. Так случилось и в эту ночь. Игра совершенно не удалась и что тут было причиною остаётся лишь только гадать: поздний ли час, обильные ли возлияния во время минувшего застолья, но только многие игроки, просыпая на пол карты и сами валились вослед за ними, точно бы ища отдохновения под столами, чем вызывали недовольные возгласы приятелей своих ещё отыскивавших в себе силы для того, чтобы оставаться за игрою. Но с каждою минутою их оставалось всё меньше и они медленно, но неуклонно пополняли ряды тех, кто искал себе отдохновения и покойного ночлега, пускай даже и так – вповалку, под карточными столами.
Потому, совсем уж скоро в комнате оставались лишь Чичиков с Самосвистовым сидевшие за одним столом, да ещё и Варвар Николаевич, не в пример прежним своим подвигам не на шутку поклевывавший носом, а затем и вовсе уронивший голову на зелёное сукно стола. Через минуту он храпел уже во всю свою носовую закрутку, сдувая пыльцу с рассыпанных вкруг свечей мёртвых мотыльков.
Дождавшись, наконец—то того часу, когда остались они с Модестом Николаевичем с глазу на глаз, Чичиков решил без обиняков приступить к разговору о «мёртвых душах», потому как и позднее время, и желание заручиться поддержкою Самосвистова безотлагательно, нынешним же вечером, подгоняли нашего героя, делая его нетерпеливым и придавая решимости.
— Модест Николаевич, друг мой! У меня до вас имеется дельце и, надобно сказать, весьма деликатное, но в одно время и чрезвычайно важное до меня, — сказал Чичиков, откладывая карты, – от сего дельца зависит и моя судьба и судьба того предприятия, что обделываю я в тайне вот уж не первый год. И нынче всё сложилось таковым образом, что без вашего участия и помощи мне уж не обойтись, посему и желал бы обсудить мои обстоятельства немедля, ежели, конечно же, позволите.
— Однако, судя по всему, дельце сие и впрямь важное, коли не побоялись предаться вы, Павел Иванович, подобному риску — сызнова объявиться в нашей губернии, — сказал Самосвистов. — Потому как, насколько могу судить, вы и слыхом не слыхивали о произошедших у нас переменах. А ведь будь на месте прежний наш генерал—губернатор, то не сносить бы вам головы. Да сие вы и без меня знаете. Что же в отношении моего участия — в нём можете и не сомневаться. Всё, что только будет в моих силах, и даже чрез меру сил моих, я сделаю, тем более для вас, столь много претерпевшего из—за того давешнего, связанного с моею женитьбою приключения. Посему, стало быть, сказывайте ваше дельце. Нынче ведь я в больших ладах с новым князем. Премилый, надобно вам сказать, князь, и я непременно же представлю вас ему, любезный мой друг. Вы даже представить себе не можете, Павел Иванович, каковы у него связи в столицах и он, конечно же, всегда замолвит словцо за нужного и полезного для него человека.
— Бесспорно, для меня это было бы большой честью, друг мой, — отвечал Чичиков, несколько досадуя на то, что разговор свернул несколько в сторону, от главной и волнующей его темы, — однако мне невдомёк, каковым образом может проистекать от меня польза до вашего генерал—губернатора?
— О, тут как раз и не беспокойтесь! Вы, Павел Иванович, с вашим бойким умом очень даже можете быть полезны всякому. И коли не в шутку решили вы перебираться к нам на постоянное жительство, то будьте уверены, займёте в губернии не последние роли. В этом и я вам подсоблю, да и Фёдор Фёдорович Леницын, который очень и очень к вам расположен, не глядя даже и на ту историю с Ханасаровским завещанием. Ведь не далее, как два дни тому назад, поминая вас в разговоре, говорил он мне, что не достаёт в губернии человека подобного Чичикову. Потому как украсть да надуть сумеет всякий, а вот изобресть нечто новое, из ряду вон, на то надобен ум недюжинный и талант, как у Павла Ивановича, — сказал Самосвистов, и верно сам, почувствовавши, что разговор и впрямь заехал несколько вбок от того, что хотел обсудить с ним Чичиков, спросил. — Однако мы отвлеклись, что это у вас там за дельце, от которого столько зависит в вашей будущности?
— Что же, должен сказать вам, Модест Николаевич, что придётся открыть мне нынче многое из сокровенного и потаённого, о чём покуда ни одна живая душа не ведает, да и нежелательно, чтобы и проведала. Потому как дело сие сугубо секретное… Но мы тут вроде бы не одни, — несколько приостановясь в разговоре кивнул Чичиков на мирно похрапывавшего Варвара Николаевича, — посему, думается мне, будет лучше, ежели перейдём мы с вами на какое другое место, для сохранения конфиденциальности и обстоятельного разговору.