Мертвые души. Том 3

В доме не светило ни огонька и потому Павлу Ивановичу пришлось пробираться словно на ощупь, сообразуясь с прежним своим знанием дома.

«Вот так комиссия! Нет, здесь явно что—то не так. Ещё, того и гляди, огреет чем—нибудь по голове и концы в воду. Вот и будет тебе сюрприз!», — думал Чичиков, с опаскою выходя на скрыпнувшее у него под ногою и едва белеющее в темноте свежевыкрашенными своими колоннами крыльцо.

Втянувши голову в плечи, он принялся было озираться по сторонам, но вокруг него разлита была та южная деревенская ночь, что состоит словно бы из одной непроглядной темноты, когда только лишь звёзды в вышине говорят о том, что мир не провалился полностью в преисподнюю, а есть ещё покуда и небеса, где обитают ангелы, жгущие звёздные свои лампадки для того, чтобы мы не потеряли надежды в этой кромешной тьме.

— Ау, Варвар Николаевич, где вы! — несмело выкликнул Чичиков, ещё сильнее втягивая голову в плечи, так как не на шутку опасался обещанного Вишнепокромовым сюрприза, но ответом ему было лишь пение лягушек в пруду, да крики сверчков о чём—то переговаривавшихся в траве.

Прошла, наверное, не одна минута, показавшаяся Павлу Ивановичу нестерпимо долгою, покуда и впрямь не сделался сюрприз. Но к счастью вовсе не тот, которого столь опасался наш жмущийся к стенке герой и, тем не менее, перепугавший его не на шутку. Потому как разом что—то затрещало, зашипело в кустах и, громыхнувши, полетели в чёрное небо яркие разноцветные шутихи, рассыпая вкруг себя тысячи огней, от которых в саду сделалось светло точно днём. И тут выступили вдруг из темноты, прятавшиеся доселе под сенью дерев столы, расставленные покоем, с толпою теснящихся по ним бутылок, в чьих глянцевых лоснящихся боках отразились вспышки уносящихся в вышину огней и лица всей честной компании, что успела слететься в Чёрное покуда Павел Иванович предавался своему послеобеденному отдохновению.

Едва придя в себя от перенесённого им только что «сюрприза» Чичиков принялся переходить из одних объятий в другие, потому как вся компания числом около сорока человек, повскакавши со своих мест и роняя стулья, кинулась к нашему герою. Лобзания и ласки посыпались на него в таком изобилии, что совсем уж скоро, расчувствовавшись, Чичиков плакал разве что не в голос, радостными и счастливыми слезами. В какие—то минуты разожжено было множество свечей и ламп, расставленных повсюду расторопными слугами и осветившими и без того светлый сад, над которым треща летали фейерверки и взрывались петарды, чей непрестанный грохот сопровождаем был лаем точно бы взбесившихся по крестьянским дворам собак, да криками потревоженной домашней скотины на скотном дворе, перепуганной клубами пахнущего серою и порохом дыма.

Усадивши Чичикова по правую от себя, а Самосвистова по левую руку, и глянувши на собравшихся с напускною суровостью, Варвар Николаевич велел всем, без промедления наполнить свои бокалы, верно уж заждавшиеся тех замечательных, прочувствованных здравиц, с коих начинается всякое застолье, даже и то, что совсем скоро заканчивается либо обычною попойкою, либо мордобитием. Что ж тут поделаешь, такова уж видать природа русского человека, господа, ведь и тот, о котором только и можно сказать, что он свинья – свиньею, прежде чем выглянут свиные его черты и вылезет на свет свиное же рыло, обязательно шаркнет ножкою раз, другой, а то и третий и лишь затем уж, захрюкавши, примется чавкать и гадить без разбору. Но мы надеемся, что подобное рассуждение имеет мало общего с теми друзьями Павла Ивановича, что собрались сегодня покуролесить в Чёрном, и чьи громкие голоса и смех, мешаясь со стуком ножей и перезвоном бокалов, сопровождаемые грохотанием шутих и бесконечным собачьим лаем, летали под сенью ночных дерев.

Однако справедливости ради надобно заметить — веселье в саду и вправду царило необычайное. Не одно острое словцо, сдобренное весьма солЁною шуткою, скакало над расположенными покоем столами, а прибаутки да анекдоты, кружившие тут в изобилии порою случались такового пошибу, что мы, не глядя на приверженность нашу до всего смешного, не отважились бы привесть их на сиих страницах, дабы не нанести урона общественной нравственности, всегда нами столь глубоко почитаемой.

Те же шутки, что на наш взгляд не могли бы причинить особенного вреда, по большей части отпускаемы были Варваром Николаевичем и имели своим предметом скорую женитьбу Чичикова, почему—то казавшуюся Вишнепокромову необыкновенно смешною, и посему служившею источником для множества его колких, хотя и беззлобных замечаний, безусловно служивших украшением и без того искрившегося весельем застолья.