Мертвые души. Том 3

— Твое дворянское слово, душа моя, нынче немногого стоит, однако должен признать, что резон в сказанном тобою обстоятельстве есть. Вот почему, да ещё и в память о нашей прошлой дружбе, я готов тут пойти тебе навстречу. Что же касается до «мёртвых душ», то купчую мы с тобою заключим нынче же, в присутствии Модеста Николаевича. Цена же за ревизскую душу будет обычная, как заведено – в одну тысячу. Да и то, как видишь беру с тебя по Божески, потому, что цена нынче достаёт порою и до двух тысяч. Ну, уж ладно, не буду уж совсем тебя грабить, пользуясь бедственным твоим положением, потому как есть я благородный человек! — сказал Вишнепокромов, победоносно глядя на Павла Ивановича.

— Несите списки, — только и отвечал Чичиков, — я готов.

И впрямь, списки числом в двадцать пять мертвецов были Варваром Николаевичем тут же принесены и купчая в какие—то четверть часа была меж ними заключена. Павел Иванович, не откладывая на завтра, расплатился с Вишнепокромовым, отсчитавши тому, полновесные двадцать пять тысяч, извлечённые из заветной шкатулки, испросивши, однако, у него расписочку в получении им полной суммы по заключенной меж ними купчей. К сей расписке, попросил он Модеста Николаевича приложить и его подпись, оную оплату подтверждающую, на чём они и покончили, к большому удовольствию Варвара Николаевича, что, рассовавши пачки по карманам, поспешил, вероятно туда, где у него сохраняемы, были деньги.

Наши же герои, оставшись одни, договорились встретиться через несколько времени, потребного на то, чтобы втайне от счастливого нежданным прибытком хозяина заложить свои экипажи и хоронясь под покровом тёмной ночи покинуть Чёрное, держа путь свой в достославный город Тьфуславль, с которым у Павла Ивановича вновь связаны, были погибнувшие было надежды.

ГЛАВА 9

Так уж устроен свет, господа, что в нём всё не то чем кажется с первого взгляду, и тому есть немало примеров, как в живом, так и в ботаническом царствах, не говоря уж о людском обществе, где почитай всё либо мираж, либо обман, либо притворство. И тот поспешный отъезд, который произведён был нашим героем из Чёрного, что мог показаться многим из наших даже и весьма проницательных читателей паническим бегством, на самом деле вовсе и не был таковым, потому как Павел Иванович отнюдь не намерен был мириться ни с вероломством бывшего уж закадычного друга, в одну минуту сделавшегося ему заклятым врагом, ни с потерею тех двадцати пяти тысяч, что легли пылиться где—то в сундуках у Варвара Николаевича.

Вот потому—то скачущий нынче ночными просёлками Чичиков был полон решимости не только вернуть назад утраченные было им суммы, но ещё и приумножить их за счёт того же Вишнепокромова, на беду свою плохо представлявшего над кем вознамерился шутить он подобные небезопасные шутки. Одно сейчас владело всеми помыслами Павла Ивановича – выправить в самое короткое время все потребные ему для дела бумаги, упредивши таковым образом появление в городе Варвара Николаевича, который был вовсе не тот, кто мог бы долго держать рот на замке, не давая воли болтливому своему языку.

Тфуславль, в пределы которого въехали они с Самосвистовым после изрядной четырехчасовой скачки, встретил их криками пробудившихся на зорьке петухов, отзывающихся на робкие и не жаркие об эту рассветную пору лучи утреннего светила, мычанием и блеянием скотины в пригородных слободках, нетерпеливо ждущей пастухов, что должны были выгнать её за городскую черту в прилегающие к городу зеленые поля, да стуком и скрыпом редких повозок и экипажей поднимающих за собою тяжелую от росы утреннюю пыль.

Городской дом Самосвистова, к которому подъехали они какими—то минутами, ещё был погружен в глубокий сон и даже обступавшие его дерева, казалось, тоже спали, свесивши, словно в забытьи свои зелёные густые ветви. Посему Павел Иванович не церемонясь, оставивши свой багаж на попечение Петрушки и не теряя времени даром, велел Селифану править к той городской окраине, где в одной из тихих укрытых пышными деревами улиц стоял дом, что довелось уж нам с вами однажды посещать.

Однако и сие тихое место и дом ничем не примечательный пользовались, как помнится, у городских обывателей дурною славою, так, будто бы обитал здесь либо тёмный колдун, либо иная нечисть, которую надобно было обходить стороною. Вот почему посетители тут случались редко, а если и случались, то и сами бывали изрядного пошибу, с какою—то общею для всех тяжелою печатью нервической озабоченности на челе. Покидали же они сей дом словно бы преображённые; уж и глаза у них светились иным, полным жизни огнем, иною делалась и их осанка, и все движения становились и увереннее, и точнее, нежели прежде, так что и впрямь впору было заподозрить некий совершённый здесь над ними колдовской обряд.