И Павел Иванович, подкативший к заросшему густыми травами палисаднику, что отделял от проезжей части сей, казалось бы, ничем не выделявшийся из общего ряду дом, тоже испытал и некую робость, и томление в груди. Взошедши на крыльцо, он принялся стучаться в дверь, потому как снурок у колокольчика был оборван, надеясь, что стук его будет услышан кем нибудь из живущих в доме и действительно, через минуту, другую занавеска на одном из окошек дрогнула, видимо обитатель сего дома хотел взглянуть на столь раннего визитера, а затем ещё через какое—то время в сенях раздались лёгкие шаги, застучали запоры дверей, щёлкнул ключ, поворачиваясь в замке, и из—за распахнутой двери глянул на Павла Ивановича тот, чье одно лишь имя нагоняло страху на всю чиновничью братию города – юрисконсульт!
Однако же сей «страшный» господин, приязненно улыбнувшись Чичикову, как хорошо знакомому, а они и были хорошо знакомы, без обиняков пригласил его в комнаты и Павел Иванович, оставивши в сенях шинель, проследовал вослед за любезно улыбающимся хозяином, что одет был в тот же засаленный халат, который он будто бы и не скидывал во всё, прошедшее с последней их с Павлом Ивановичем встречи, время. Большой лысый череп его, опушённый редким отдающим в рыжину волосом, точно смазанный маслом, всё так же спорил в блеске своем со стеклянным колпаком, укрывавшим уж знакомые нам расположившиеся на каминной полке золотые часы, всё те же отличные, красного дерева мебеля стояли вокруг, наводя контраст с обликом своего владельца и всё та же отменная люстра сквозила чрез убиравший её кисейный чехол, с которого местами свисали уж изрядные пыльные бороды.
— А я, признаться, ждал вашего появления. Ибо никак невозможно, чтобы подобный вам дельный господин со столь бойким умом и недюжинными способностями сумел бы избежать новой встречи со мной, — сказал юрисконсульт, усаживая Павла Ивановича в стоявшее в гостиной и убранное в чехол кресло.
— Вы совершенно правы, милостивый государь, потому как вы знаете жизнь! Вам ведомы её повороты и закоулки, в которые иной раз забредает всякий, даже и не по своему желанию и не по своей воле. Тогда—то и нужен совет опытного человека, способного подсобить и вывести тебя из той западни, в какую ты ненароком попал, — отвечал Чичиков, напустивши на своё чело выражение смиренного согласия.
— Полноте, друг мой! На этом свете нет таковых ловушек, из которых невозможно было бы выпутаться. Сие одна лишь видимость, проистекающая от незнания предмета. Выход, поверьте мне, всегда сыщется, посему давайте—ка, сказывайте своё дело, — разве что не баюкающим голосом проговорил юрисконсульт, усаживаясь напротив Чичикова и приготовляясь слушать.
— А дело моё, изволите ли видеть, обыденное, — отвечал Чичиков. – Обманут! Жестоко обманут при совершении купчей на приобретение крестьян! — и он повесил голову, показывая полнейшее уныние и разочарование в добродетелях человеческих.
— Однако же не могли бы вы поточнее обрисовать мне картину учинённого над вами мошенничества, дабы возможно было бы судить о тех мерах, что необходимо будет нам с вами предпринять с тем, чтобы покарать виновных? А именно, расскажите мне, в чём собственно состоял обман, произошедший при упомянутой уж вами покупке, каковы были выплаченные вами суммы, ежели таковое имело место, и кто был тот, что своими действиями посмел довесть вас до столь плачевного состояния? — спросил юрисконсульт.
— О, сие очень просто! Приобретено было мною не далее как вчера, у помещика вашей губернии, небезызвестного вам господина Вишнепокромова, крестьян на двадцать пять тысяч рублей ассигнациями, к чему мною прилагается совершенная меж нами купчая, — сказал Чичиков, протягивая юрисконсульту бумаги, — и расписка, написанная собственною рукою господина Вишнепокромова в присутствии доверенного его лица, Самосвистова Модеста Николаевича, чья подпись, удостоверяющая подлинность сей расписки также прилагается. И всё было бы ничего, да вот только выяснилось, что все поименованные в сей купчей крепости души, на поверку оказались мёртвыми и, стало быть, непригодными ни для какого иного дела, как только лишь для лежания на погосте, чем они собственно нынче и занимаются.
— Что ж, ведь это просто замечательно! — взглянувши на бумаги, оживился юрисконсульт и быстрым змеиным движением языка облизнув красные свои губы, поднялся с кресла.
Явно что—то обдумывая, он принялся ходить по комнате, с хрустом сплетая и расплетая тонкие пальцы худых белых рук.