Мы редко контактировали, и все же я была уверена, что он наблюдал за мной. Я расправила плечи и притворилась, что Одинокий Орел меня не нервировал.
Он нахмурился еще сильнее, вступая на крыльцо.
— Ты сегодня охотишься, — произнес мужчина.
— Слухи распространяются быстро, — сказала я.
— Нужно лишь держать глаза открытыми.
Я проследила за его взглядом до потока. Остальные Лакота стояли над несметным количеством луков и ножей, с более дикими улыбками, чем обычно. Руки Барсука двигались в воздухе, иллюстрируя то, что выходило из его усердно работающего рта. Я улыбнулась, но моя улыбка угасла, когда я опять посмотрела на Джесси. Было в его глазах что-то такое… какая-то эмоция, не вяжущаяся с его нахмуренным лицом.
Я выдержала его взгляд с усилием, заставившим меня съежиться.
— Так ты идешь? — спросил он.
Огонь в его глазах превратился в жар преисподней. Нас окружила тишина, смягчаемая лишь капающим тающим снегом.
— Конечно, ведь я наслаждаюсь каждым нашим нежным общением, —
Его брови сошлись вместе, он нахмурился.
— Ни за что не пропущу шоу, как ты отрубишь себе конечность, — зловещая ухмылка изуродовала его великолепное лицо. Затем он исчез в хижине.
***
Мы съели на завтрак квази-суккоташ (
Дарвин подбежал к нам. Я потрепала его по голове.
— Прости, мальчик. Ты остаешься с Акичитой. Bleib (
— Хоть ты и научила нас этим командам, — сказал Барсук, — он все равно лучше слушается тебя.
— Тогда, возможно, я начну использовать эти команды и на тебе, — ответила я, но мое внимание оставалось прикованным к линии голых деревьев.
Мужчина склонился ко мне и сказал:
— Не беспокойся. Он поблизости. Он не выпускает тебя из поля зрения.
Я прищурилась.
— Джесси? Это… это странно.
Барсук пожал плечами и криво улыбнулся. Затем начался наш поход. Мы двигались друг за другом гуськом — Барсук расчищал путь длинной палкой, а Наалниш заметал после нас следы. Пройдя несколько миль в гору, я замедлила шаг, чтобы пойти рядом с Наалнишем.
— Зачем заметать наши следы? — спросила я.
— Мы — следопыты. Так что мы понимаем, каково это, когда за тобой следят. Мы не хотим искушать наших врагов.
Лакота верили, что все вещи сплетались воедино в сеть жизни и энергии. И это значило, что даже убийство тли могло разорвать хрупкие нити, соединявшие нас. О, они убивали, когда приходилось. Но они прикладывали огромные усилия, чтобы защитить паутину, которой дорожили.
— Так, что? Мы заметаем следы, тля держится в стороне, а паутина остается в балансе?
Он знал, что я спрашивала, чтобы удовлетворить собственное любопытство, а не потому что разделяла их верования. Он поправил покров из листьев на земле и кивнул.
— Паутина жизни ловит сны, знаешь ли.
Я вспомнила безделушки, продававшиеся в сувенирных магазинчиках Дикого Запада. Ивовые кольца и конский волос придавали им сходство с паутиной, обрамленной перьями и бусинами.
— Возможно, есть сны, которые ловить не стоит, — сказала я.
— Используй эти нити, чтобы поймать хорошее, Пятнистое Крыло. Направляй плохое в центр паутины, позволь ему упасть сквозь дырку.
Я не знала, что выражало мое лицо, но если судить по его смеху, то я уверена, что оно отразило мои сомнения. Бережно коснувшись моей спины, он продвинул меня перед собой и восстановил строй.
Мы забирались все выше и выше, шагая до самых сумерек. Потом разбили лагерь возле небольшого ущелья. Множество бальзамических пихт скрывало луну и источало успокаивающий пряный аромат вечнозеленых деревьев. Я лежала на спальном мешке и жевала сушеную оленину. Братья устроились по бокам от меня. Их земляной мускусный запах окутывал мои органы чувств, но ни одна часть их тел не касалась меня. Они не прикоснутся ко мне, если я не попрошу. Я лелеяла это доверие.
Наалниш пробормотал в тишине:
— Мы выйдем на охоту до рассвета.
Я подняла голову и спросила:
— И на что мы будем охотиться?
— Мы охотимся на то, что нам дается. Не более того.
Я часто думала, что его тупость была нарочной. Потом он рассмеялся, и я окончательно уверилась в этом.