Пес проследовал за мной по пятам. Я развела небольшой огонь и ощипала утку. Мое предвкушение свежего ужина пересилило беспокойство о привлечении угроз костром. Пес наблюдал, пока я готовила птицу на шампуре. Толстый розовый язык свешивался сбоку пасти, которая, казалось, сложилась в улыбку, вторящую моей собственной.
Я знала, что эта порода умна. Опа, мой дедушка, состоял в «Vereinfür Deutsche Schäferhunde», клубе немецких овчарок Германии. Он зарабатывал на жизнь, занимаясь разведением собак этой породы и тренируя их по системе шутцхунд. Системе, которая была посвящена выслеживанию, подчинению и защите.
Мы обглодали мясо утки с костей, и пес жадно напился воды из моей «Camel Back». Потом я потушила огонь и заползла в спальный мешок. Пес устроился на другом краю полянки, наблюдая за мной. После целого дня в лесу в одиночестве мои органы чувств вымотались от наблюдения. Но глядя, как пес наблюдает за мной, мои мышцы начали расслабляться. Бдительность понемногу ослабевала, успокоенная его острым взглядом. Он смотрел на меня, как будто ожидал инструкций.
Вой рассеял дымку моего сна. Темнота вокруг сковала меня. Затем раздалась серия жалобных завываний, пронзительных и несмолкающих. Я выскочила из спального мешка и приземлилась на цыпочки, держа карабин наготове.
Мои глаза уже адаптировались к темноте. Над поляной висел туман, сразу облепивший мою кожу. Лунный свет проглядывал сквозь дымку тянущихся к земле дождевых облаков.
Пес стоял в нескольких футах от меня, нос его смотрел на границу леса, а мышцы были напряжены. Шерсть на загривке вздыбилась, и жалобный вой понизился до гортанного рычания.
Я навела карабин, ориентируясь по взгляду собаки. Через прицел я видела, как сквозь туман и тени колышущихся ликвидамбаров то тут, то там мелькал силуэт. Расстояние между ним и мной, длиной примерно с теннисный корт, было ничем для карабина с прицелом. Но скручивающиеся спиралями стволы деревьев и широкие листья мешали смертельному выстрелу. Я по дюйму пробиралась вперед по поляне.
Сутулая фигура пульсировала, изменяя свое свечение. Голосовые связки человека-тли наполнили воздух хриплым визгом, распространявшимся при продвижении его мутировавших ног вперед. Пес испугался и метнулся к лесу. Шуршание листвы и треск веток сообщили об его уходе. Шум его побега становился тише и в итоге затих. Он умер.
Я не могла не позволить разочарованию отвлечь меня. Вздувающийся жар ярости распространился внутри, вскипая до конвульсий, от которых задрожали руки. Мысль о потери пса резонировала в моей голове глухими ударами, заглушая все остальные звуки.
Существо дернулось назад при попадании пули, жужжа и рыча. Его рука теперь болталась на искореженных сухожилиях. Я прицелилась в другое плечо и повторила выстрел. Существо упало, но быстро поднялось на ноги. Хрящи и кости блестели под черной кожей и торчали из кратера, где раньше была его рука.
Тля подползала все ближе. Туловище, казалось, плыло на двухсуставных ногах. Я прицелилась ему между глаз. Двадцать ярдов. Я знала, какой выстрел станет смертельным. Но я мало знала о его защитных реакциях. Пятнадцать ярдов.
Оставшаяся рука висела на пучке сухожилий. Я отстрелила и ее. Тля крутанулась вокруг своей оси от силы выстрела и упала на спину. На ее боку зияла дыра. Я сократила расстояние. Три ярда. Нацелилась на здоровую ногу. Вонь лопающихся аптечных резинок прошлась через мое нутро.
Туловище тли осталось лежать в путанице конечностей. Оно разевало пасть, и мясистые губы вытягивались в рот, охватывая копьеподобную трубку. Вероятно, чтобы создать идеальное всасывание.
Повесив карабин на ремень, я достала нож из ножен на предплечье и взмахнула им. Оставшееся оружие тли плюхнулось на землю в лужу слизи.