Мертвые канарейки не поют

Если, конечно, она была еще жива.

А вдруг они скрывают? Они все знают, что мама умерла, но не хотят говорить ей об этом.

Рита побежала по коридору.

В операционную ее, конечно же, не пустили. Пришлось ждать на продавленном кресле в коридоре. Было уже далеко за полночь, когда к ней вышел грузный усатый хирург.

– Рита Тарасова? – спросил он. – Я знал тебя маленькой девочкой. Твои родители с тобой приезжали к нам на дачу. Галина Сергеевна ведь у меня на курсе училась, лучшей была…

И со вздохом добавил:

– И вот теперь мне пришлось ее оперировать…

Рита хирурга не помнила, однако сделала вид, что вспомнила, потому что ей не хотелось тратить время на выяснение того, кто он такой и что было тогда, много лет назад.

– Ну, хорошо. Я скажу тебе то, что другим пациентам говорить не стал бы, по крайней мере, на данном этапе. Но ты, как-никак, дочка коллеги, к тому же хорошей знакомой…

Рита похолодела.

– А отец твой где? – спросил вдруг хирург. – Он тоже здесь?

Рита быстро ответила:

– Он сейчас… занят. Приедет, как только сможет. Но вы можете мне все рассказать!

Хирург кинул головой.

– Ну хорошо. Операция прошла успешно, – произнес он, но в его тоне Рита уловила какие-то странные нотки.

– Но в чем тогда дело? – спросила она, и хирург, вздохнув, объяснил.

Оставшись одна, Рита попыталась переварить услышанное. Мама выжила, причем хирург даже уверен, что она выздоровеет, однако… Однако он не мог гарантировать, что это будет прежняя мама. Потому что были затронуты важные области мозга, и о прогнозах, даже самых осторожных, было пока что рано вести речь, но некоторые реакции указывали на то, что…

Что мама не будет такой, как прежде. И что в самом худшем случае мама…

Мама до конца жизни останется инвалидом!

Рита не задавала вопросов, восприняв информацию от хирурга безучастно, даже равнодушно. Но не потому что судьба мамы ей была безразлична, вовсе нет.

Потому что она не могла поверить, что это происходит на самом деле.

Как будто она в фильме ужасов оказалась.

Ей вдруг вспомнилось: она уже была в фильме ужасов тогда, на даче Барковского. Тогда, когда он ее изнасиловал.

И после этих событий тоже.

Но ведь героиней персонального фильма ужасов была только она сама. А теперь выходило, что…

Что ими стали и ее родители?

Но что же это за напасть – ведь все уже было на мази, еще немного, и козни Барковского будут разоблачены. И тут такой кромешный ужас.

Рита, замерев, вдруг увидела палату, в которой медсестра небрежно складывала вещи – это были вещи ее мамы.

– Я дочь пациентки, – сказала она, входя туда. – Мне можно их забрать?

Медсестра ответила:

– Это вы с милицией обсуждайте. Это ведь какие-то там улики… Хотя вот это, думаю, забрать можно.

И она указала на помятую коробку, приоткрытую с одного боку, где была видна расплющенная сдобная масса.

То, что раньше было тортом «Наполеон».

Рита осталась в больнице до утра, а потом уговорила себя поехать домой, чтобы помыться и переодеться. Однако как только она вошла в квартиру, раздался телефонный звонок: мама пришла в себя.

Она полетела обратно в больницу и, наконец, была препровождена в отделение, где находилась мама.

Голова ее была в бинтах, глаза закрыты. Рита склонилась над мамой, дотронувшись до ее руки, и та слабо пошевелилась.

Веки мамы дрогнули, она открыла глаза и уставилась на Риту. Та вдруг испугалась, что мама ее не узнает, – таким странным и неосмысленным был взгляд.

– Ребенок, это ты, – раздался тихий голос мамы. – Где это я?

Значит, узнала! Ликуя, Рита прижала к губам руку мамы и, помня о том, что профессор, оперировавший ее, вел речь о возможной ретроградной амнезии, впрочем, временной, произнесла:

– Мамочка, ты в больнице. Но с тобой все хорошо.

Рита боялась, что мама пожелает знать, как она оказалась в больнице, но этот вопрос ее совсем не интересовал.

– Ах, ну, значит, я в надежных руках! – сказала мама, узнав, кто ее оперировал, а потом вдруг нахмурилась: – Ребенок, а почему ты не в школе?

Рита снова поцеловала ее руку и сказала:

– Мамочка, сегодня ведь суббота. Так что в университет только на следующей неделе.

Говорить о том, что она на больничном и, главное, по какой причине, она не намеревалась. По крайней мере, в данный момент.

– Какой такой университет? – спросила мама. – Ребенок, ты что-то путаешь.

И она безмятежно продолжила, словно не замечая замешательства дочери:

– В университет ты еще поступишь, конечно. Ты ведь хочешь на юридический, но мы с папой настоятельно советуем тебе идти на медицинский. Ладно, еще сумеешь выбрать, ты ведь пока только в девятом классе!

Спускаясь по ступенькам областной больницы, Рита горестно думала о том, что мама пришла в себя и вполне адекватна, – за исключением того, что она уверена в том, что ее дочка Рита ходит в девятый класс и ей всего четырнадцать лет.

Все, что имело место быть за этим временным порогом, для мамы как будто и не существовало.