— А это уж задача НКИД и советского правительства, обеспечить нам мир. Ну, и моя, если не возражаете. А насчет того, что существование на западной границе нашей страны уродливого порождения версальской системы хоть в чем-то способно повлиять на безопасность СССР… это глубочайшее заблуждение, и очень опасное! После прихода Гитлера к власти мы провели совещание с руководителями нашей внешней разведки…
— … Которой всегда следует верить с оглядкой! — пренебрежительно скривился глава НКИД: он был прекрасно осведомлен о хроническом недоверии, которое его собеседник питал к разведданным стратегического характера, считая их, как правило, умелой дезинформацией, скормленной нашей разведке противником.
Сталин не терпел, когда его перебивали, но Молотов был свой, из ближнего круга, к тому же к месту озвучил мысли самого вождя, поэтому он благосклонно кивнул и продолжил:
— Я спросил тогда у деятеля, который отвечал за польское направление, с кем будет Польша в случае войны против нас, начатой Германией. Он и говорит: у поляков с нами договор о ненападении, поэтому она будет бороться с немцами.
— Опасное заблуждение! — блеснув стеклами очков, вставил Молотов.
— … Пришлось обозвать его дураком и объяснить, что Польша пойдет с Германией, иначе будет раздавлена. Так что, стерев с карты Европы Польшу, мы просто-напросто лишим Гитлера, когда он неминуемо нападет на СССР, лишнего союзника. Это — еще один аргумент в пользу того, что польский вопрос созрел для того, чтобы мы его окончательно решили.
— Окончательно… — и снова в голосе наркома парадоксальным образом прозвучали две интонации: вопросительная и утвердительная.
— По крайней мере, до тех пор, пока не будет разгромлена фашистская Германия. Давайте, Вячеслав Михайлович, перейдем от обсуждения теоретических вопросов к сугубо практическим делам. Полагаю, нашему полпреду в Берлине следует поручить…
В воспоминаниях Г.Димитрова приводится следующее высказывание И.Сталина (текст и стиль подлинные, приведены без изменений):
"Уничтожение этого государства [Польши] в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше. Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили бы социалистическую систему на новые территории и население?".
Против ожидания, наутро Петр чувствовал себя более-менее сносно, хотя и вяловато. С усилием, как шпаклевку, запихнув в себя творог, запил его кофе и отправился на Мясницкую, где в одном из дворов-колодцев располагалась редакция "Независимого обозрения", или "НО", более привычного для читателей газеты сокращенного названия. До метро была всего одна остановка, а идти даже медленным шагом минут пятнадцать, так что с ожиданием троллейбуса и стоянием на светофоре получалось почти так на так. Поскольку выигрыш пары минут в тот день ничего не решал, да и проветриться не мешало, Клаутов почти не колеблясь, избрал пеший маршрут. Не успел он пройти и сотни шагов, как испытал то самое неудобство, памятное еще по Белграду (благо, с их возвращения не прошло и месяца): журналист почти физически ощутил чей-то неотрывный взгляд, сверлящий его затылок. Подавив инстинктивное желание обернуться, он последовательно приобрел совершенно не нужную ему газету, а потом и вовсе бесполезное мороженное (Петр не любил сладкого). И то, и другое продавалось в застекленных павильончиках, что предоставляло известную всем любителям детективов возможность незаметно для наблюдателя изучить свои тылы. На толкотливой улице в центре города, да еще утром, усмотреть кого-либо, проявляющего к твоей особе избыточное внимание (при условии, что преследователь в достаточной мере владеет своим ремеслом), практически невозможно. Собственно, журналист к этому и не стремился: обладая хорошей зрительной памятью, он просто старался запомнить попавшихся ему на глаза прохожих. Вот если он потом снова встретит одного из них…
Дальше идти нужно было через мост, а это замечательное место, чтобы попробовать "отловить" наблюдателя: народу меньше, чем на улице, и тротуар просматривается почти на всю длину, от начала моста и до его высшей точки. Именно там Клаутов остановился, чтобы "завязать шнурок". Если наблюдение за ним действительно велось, то "топтун" должен был уже взойти на мост: в противном случае для него существовала бы опасность, что объект, ставший невидимым за горбом моста, воспользуется боковой лестницей и растворится в столичном муравейнике. Петр увидел человек шесть-семь, попавшихся ему на глаза, еще когда он шел мимо дома. Из столь малого числа вычислить "своего" — буде он действительно существовал — была пара пустяков.