С затуманившимся взглядом он словно бы припоминал воображаемый эпизод из детства, когда братья, исполненные абсолютной братской любви, еще не догадывались, что неумолимое время вобьет между ними клин и что, повзрослев, они прекратят общение, и все это для одного из них оборвется в автобусе, в оксфордской ночи, где его настигнет…
— Сердечный приступ?
Не в силах вымолвить ни слова, Лэм кивнул.
Начальник автобусного парка сокрушенно покачал головой. Того и гляди, пойдет дурная слава — пассажир умер в автобусе. С другой стороны, компания за это не в ответе. Вдобавок на трупе не обнаружили билета.
— Мне хотелось бы…
— Ну конечно…
— А в каком автобусе это произошло? Он сейчас в парке?
На открытой стоянке было четыре автобуса, еще два стояли в гараже, и начальник парка точно знал, какой из них невольно стал катафалком, — тот, что был припаркован в десяти метрах от них.
— Мне хотелось бы в нем посидеть, — сказал Лэм. — На его месте… понимаете ли.
— Не совсем…
— Я не то чтобы верю в жизненную силу, — объяснил Лэм дрогнувшим голосом, — но и не то чтобы не верю в нее… не поймите меня превратно.
— Да-да, конечно.
— Если вы не возражаете, я просто посижу чуть-чуть там, где он сидел, когда… когда скончался…
Не в силах продолжать, он обратил взгляд на кирпичную ограду и на офисное здание за ней. К реке летела пара казарок, печальными криками оттеняя скорбь Лэма.
Во всяком случае, так показалось начальнику автобусного парка.
— Вон тот, — сказал он. — В нем все и случилось.
Лэм оторвался от созерцания небес и окинул начальника благодарным невинным взглядом.
Ширли Дандер потарабанила по капризному монитору кончиком карандаша и, не добившись никакой реакции, положила карандаш на стол. Карандаш стукнул о столешницу, а Дандер коротко, шумно выдохнула, выпятив губы.
— Что?
— В каком смысле «смелости не хватает»? — спросила она.
— Не понял.
— Я спросила, ты со мной заигрываешь или как, а ты сказал «смелости не хватает».
— Ну, до меня дошел слух, — ответил Маркус Лонгридж.
Еще бы, подумала она. Слух до всех дошел.
Ширли Дандер, ростом с метр шестьдесят, была кареглазой, с оливково-смуглой кожей и пухлыми неулыбчивыми губами, широкой в плечах и в бедрах. В одежде она предпочитала черный цвет: черные джинсы, черные футболки, черные кроссовки. Однажды в ее присутствии какой-то мудак, известный своей сексуальной некомпетентностью, заявил, что привлекательности в ней столько же, сколько в чугунной колесоотбойной тумбе. В день, когда объявили о ее переводе в Слау-башню, Дандер остриглась под бокс и с тех пор еженедельно подновляла прическу.
Вне всякого сомнения, людей к ней тянуло, в частности одного начальника подразделения Конторского департамента Связи, который неотступно преследовал ее, невзирая на то что у нее был постоянный партнер. Начальник подразделения начал оставлять записки на ее столе и в любое время дня и ночи звонил домой ей и ее партнеру. Естественно, учитывая место работы начальника, эти звонки было невозможно ни отследить, ни зарегистрировать. Столь же естественно, как и то, что, учитывая место работы Дандер, она без труда их отследила.
Разумеется, существовали надлежащие правила и инструкции; процедура подачи и рассмотрения жалоб предполагала скрупулезное протоколирование случаев «неподобающего поведения» и свидетельств «неуважительного отношения»; все это не производило особого впечатления на работников Риджентс-Парка, в программу испытательного срока которых входил обязательный восьминедельный курс боевой подготовки. Однажды означенный начальник позвонил Ширли шесть раз за одну ночь, а потом подошел к ней в столовой и осведомился, хорошо ли ей спалось. Ширли Дандер вырубила его одним ударом.
Возможно, это сошло бы ей с рук, но она вздернула его на ноги и врезала еще раз.
«Трудности», — постановил отдел кадров. Ясно было, что Ширли Дандер испытывает определенные трудности.
Пока она все это вспоминала, Маркус говорил:
— Ну да, все слышали. Говорят, ты его чуть ли не к потолку отфутболила.
— Только в первый раз.
— Тебе еще повезло, что не уволили.
— Точно знаешь?
— Понял, не дурак. Но устраивать драку в Центре оперативного управления… Ребят увольняли и за меньшее.
— Ребят — возможно, — сказала она. — А вот уволить девчонку за то, что она врезала мудаку, который ей проходу не дает, — стыд и позор. Особенно если «девчонка» собирается подать в суд за сексуальные домогательства. — (Кавычки вокруг «девчонки» слышались так ясно, будто она сказала «цитирую».) — Вдобавок у меня было преимущество.
— Какое?
Она обеими ногами оттолкнулась от стола, и стул взвизгнул, резко проехав по полу.
— А тебе зачем?
— Просто так.
— Для просто так ты слишком любопытный.
— Ну а какой же разговор без любопытства?