Хо неожиданно улыбнулся, что само по себе было гораздо удивительнее, чем разговоры пассажиров в метро.
– Ага. Я его придумал.
– И что оно означает?
– Вот, например, Эндрю Барнет. У него в резюме написано, что он учился в школе-гимназии Святого Леонарда. В Честере. В начале шестидесятых годов. Сейчас это обычная общеобразовательная школа, с отличной службой информационных технологий. Они недавно закончили оцифровывать школьный архив.
– В котором нет никаких упоминаний о Барнете.
Хо кивнул:
– Ну, по тем временам прикрытие выглядело надежным. Облепили детские годы фальшивыми бумажками, но дело было в доинтернетную эпоху, никто не подозревал, что бумага начнет отклеиваться.
Кэтрин взглянула на распечатку. Хо проверил Барнета, Баттерфилда и Сэлмона, в чьих биографиях обнаружились одинаковые пробелы. То же самое отыщется и в жизнях других жителей Апшота. Значит, это правда. Агенты глубокого внедрения, советские шпионы, обосновались в захолустной английской деревушке. Может быть, потому, что их деятельность утратила всякий смысл. А может, по какой-то другой, пока еще неизвестной причине.
– Отлично сработано, Родди.
– Ага.
Наверное, она слишком много времени провела в обществе Лэма, потому что тут же добавила:
– Видишь, это гораздо лучше, чем просто шастать по Сети.
– Ну… – Родерик Хо отвел глаза и покраснел. – Конторские архивы – фигня, их я могу разобрать в один присест. За ночь. А тут другое.
Она дождалась, когда он снова на нее посмотрит.
– Верно подмечено. Спасибо. – Она взглянула на часы – девять утра; Луиза и Маркус уже поехали к Аркадию Пашкину. И тут Кэтрин вспомнила. – Кстати, а биографию Пашкина ты проверил?
Лицо Родерика Хо приняло привычное обиженное выражение. Очевидно, длительное общение с компьютерами накладывает на людей определенный отпечаток – они словно бы застывают в подростковом возрасте. Наверное, об этом написаны научные статьи. И размещены в интернете.
– Так я ведь был занят…
– Да-да. А теперь займись этим, и поскорее.
Кэтрин пожалела, что отчитала Родди, но его требовалось приструнить, иначе он следовал бы исключительно своим приоритетам.
Они встретились у входа в отель в начале десятого. Метро было переполнено, на улицах толпился народ. Повсюду виднелись наряды полиции, съемочные группы, фургоны телевизионщиков, стайки зевак. Демонстранты собирались в Гайд-парке, откуда по округе распространялись разнообразные ароматы горячих завтраков. Из мегафонов раздавались оповещения: «Проведение мероприятия санкционировано оперативным управлением по охране общественного порядка. По маршруту движения демонстрации будут выставлены полицейские кордоны…», но их заглушала музыка и громкие голоса. Все словно бы предвкушали величайшую гулянку на свете, не хватало только диджея.
– О, некоторые уже нарываются, – сказал Маркус вместо приветствия, кивнув на группу молодых людей с плакатом «Всех банкиров нахер!».
– Это просто рассерженные граждане, – сказала Луиза. – Ничего особенного. Ты готов?
– Я всегда готов.
Сегодня Маркус надел серый костюм, семужно-розовый галстук и темные очки; он прекрасно выглядит, мысленно отметила Луиза, как отметила бы любую другую незначительную деталь.
– А ты как? – спросил он.
– Отлично.
– Точно знаешь?
– Я же сказала.
– Послушай, Луиза, я вчера…
У него зазвонил мобильник.
Сном это не назовешь. Перегрузка. Боль. Стресс. Все это крутится и вертится, безостановочно мельтешит, будто аргумент, застрявший в барабане стиральной машины. Ритм этого мельтешения выдернул Ривера из сознания и зашвырнул в созданный им самим бездонный колодец, в круговерти которого грызлись, будто крысы, все те же полуосознанные факты: мешки с удобрениями, загруженные в самолет, на котором Келли сегодня поднимется в небо; ее рисунок – стилизованный городской ландшафт с высоченным небоскребом, в который зигзагом бьет молния. Самолет – готовая бомба, но об этом не думаешь, когда его видишь. А вот когда знаешь, что он загружен мешками азотных удобрений, то полностью осознаешь его взрывоопасность.
Во взбудораженном уме Ривера снова и снова возникала одна и та же картина: Келли Троппер – почему, ну почему?! – решительно направляющая свой самолет в самый высокий лондонский небоскреб; и в глазах всего мира навсегда отпечатается новый Граунд-Зиро.
Снова и снова, до тех пор, пока Ривер окончательно не утратил всякую связь с реальностью и – наоравшись до полного умопомрачения – не впал в беспамятство.
Пока Маркус говорил по телефону, Луиза наблюдала за тем, как собираются демонстранты. Больше всего это напоминало зарождение коллективного разума – отдельные частички объединяются, и возникает единое сознание. Наверное, Маркус прав. Обязательно начнутся беспорядки. Но все это шло словно бы побоку, каким-то незначащим фоном. Интересно, удастся ли побеседовать с Пашкиным с глазу на глаз, или вчера был единственный шанс? Если он улетит сразу после переговоров, то Луиза так никогда и не узнает, из-за чего погиб Мин.
– Извини, – сказал Маркус.
– Закончил болтать? Мы на работе, а не на прогулке.