Мертвые могут нас спасти. Как вскрытие одного человека может спасти тысячи жизней

Независимо от того, внезапной или освобождающей была смерть, тот факт, что это событие окончательное и бесповоротное, обычно осознается лишь тогда, когда оно действительно происходит. Мы подпитываем в себе спасительные представления о том, что умерший человек избавился от страданий и отныне он будет покоиться с миром. Эти мысли вполне понятны, но в то же время потенциально смертельны для другого человека, нуждающегося в донорском органе.

Желание, чтобы тело умершего осталось нетронутым, чтобы его запомнили именно таким, вполне можно понять, особенно если покойный имел длительную историю болезни. Но со смертью начинается гниение тела и его тканей, естественное разложение, о котором скорбящие забывают, стоя у могилы.

То, что останется от человека, – это не тело, а как раз органы и ткани, которые были подарены другим из благотворительных или чисто прагматических соображений. И даже родственники, чувствующие, что не в состоянии согласиться на трансплантацию сразу после смерти близкого человека, все же могут постфактум придать его жизни смысл: роговица остается жизнеспособной до 72 часов после смерти и может быть пересажена в течение этого времени. Она может дать шанс слепому вернуть зрение. Серьезная нехватка роговиц наблюдается не только в нашей стране. В Руанде, где я вместе с коллегами расследовал геноцид[25], существует банк роговиц, дающий возможность простым людям – тем, у кого нет денег лететь в более богатые страны и лечиться там, – снова видеть, в первую очередь детям и молодым. Это ли не утешительная мысль, что ребенок сможет видеть? Что он сможет пойти в школу, получить образование, реализовать свой потенциал? Разве это не может придать смысл смерти?

Церковь теперь признает не только донорство органов, но и вскрытия и даже считает их полезными. Однако лишь немногие соглашаются при жизни завещать свое тело для исследований и обучения. Возможно, понимание того, что мертвые спасают нас, живых, еще недостаточно прижилось. Возможно, слишком мало людей знают, что судебная медицина помогает изучать болезни и предотвращать смерть.

Смерть всегда идет рука об руку с расставанием. Однако есть и другая форма расставания, смерть при жизни – болезнь Альцгеймера. Когда человек теряет способность помнить, когда в один прекрасный день он перестает узнавать даже ближайших родственников. Это крайне болезненный процесс для всех участников. Деменция еще недостаточно изучена, и лекарство от болезни Альцгеймера до сих пор не было найдено. В США существуют исследовательские центры, прикрепленные к домам престарелых, где ухаживают за людьми с болезнью Альцгеймера. Если умерший еще при жизни дал согласие на вскрытие или если родственники заявили об этом от его имени, то исследование головного мозга может быть проведено в кратчайшие сроки. И здесь счет идет на минуты, поскольку процессы аутолиза и гниения могут уничтожать следы в мозге или сделать их обнаружение невозможным. В Германии такой подход до сих пор немыслим, хотя никто не отрицает, что он бы способствовал изучению болезни Альцгеймера; к тому же, по статистике, 50 % немцев боятся заболеть деменцией.

Но что, если умираем не мы, а кто-то, к кому мы сильно привязаны?

Каждый год в Германии умирает почти миллион человек, от 80 до 90 тысяч – в Австрии и от 60 до 70 тысяч – в Швейцарии[26]… Статистика умалчивает о положении родственников, которые столкнулись с утратой и горем. Смерть открывает брешь в жизни, она может лишить семью всякой стабильности и погрузить скорбящих в кризис смысла. Нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что человека больше нет. Иногда должны пройти годы, прежде чем в воспоминаниях боль сменится теплом и благодарностью.