Мертвые не кусаються

Поверьте, трудновато перейти от наслаждения к разговору о делах. Некоторые женщины испускают флюиды, которым невозможно сопротивляться. Они сами суть «любовь»! Приближение к ним приводит вас в состояние действия. Бесполезно уточнять, но Ева принадлежит к этой возвышенной категории.

От их обаяния можно спастись, только насладившись. Гомеопатический метод! Вылечиться от желания наслаждением!

— Мартин — это произойдет на следующей неделе!

Хрясь! Подайте мне мочалку! Одной фразой я вышиблен из кайфа. Послан в штопор.

Соломки мне!

— Ах, вот как?

— Точнее, в следующую среду.

Воздерживаюсь от некоторых вопросов, которые муравьятся в башке. Главное — не делать ненужных движений. О чем можно спросить? О чем нельзя? Тайна! Будущее за теми, кто умеет экономить слюни. Кваканье — это потеря энергии. Разговор — это кровотечение. Он ослабляет. Надо быть скупым на рассусоливания, если хочешь дойти до цели целым!

— Но до среды есть одна проблема, дорогой… Должна быть решена деликатная проблема.

— Узнать ее — это уже вступить на путь ее решения.

Она не может отказать себе в удовольствии запустить в меня лапку на предмет углубленного исследования. Большая весенняя побелка. Вот-вот приступим к действию. Но нам мешают профессиональные заботы. Чуть-чуть.

— Мартин, все произойдет в среду во время вечернего приема, который устраивает семья знатных испанцев Нино-Кламар в своей летней резиденции на той стороне острова, около площадок для гольфа. Необходимо, чтобы вы добились приглашения на этот вечер.

Размышляю. Сегодня суббота. Значит, у меня полных три дня, чтобы стать другом детства этих аборигенов. Если, конечно, я решусь продолжать играть роль убийцы!

И внутренний голос говорит мне, что я решусь и довольно скоро. Ох и любопытен же ты, Сан-Антонио! Интроспектор полиции, а?

— Отлично, — Говорю я, как будто нахожу вполне естественным требование «заказчиков». — Сделаю как можно лучше. И потом? Предположим, что вы приглашены…

— Я буду приглашен.

— Во время приема вам укажут… клиента!

Это надо слышать, чтобы поверить в такие хитроумности, не так ли?

— Не раньше? — теряюсь я.

— Нет, не раньше!

— И кто же меня предупредит?

— Не знаю. Могу только сказать, что «мишень» будет вам указана в удобное время.

Вкладываю пять пальцев левой руки в пять пальцев правой и дую на них, будто надеясь охладить пыл моего положения.

Ева наблюдает за мной с интересом, может быть, и с насмешкой. Затем смотрит на карманные мужские часы и вздыхает:

— Мне пора ехать.

— Вы уедете с Тенерифе?

— Увы! Туда-обратно. Я просто курьер, Мартин. И поручение, несмотря на его важность, было приятно исполнить.

Она одевается, не сводя с меня глаз.

— Вы обещали мне ночь любви, — возражаю я. — Строго говоря, она еще не закончилась!

— Я не обещала вам непрерывной ночи, дорогой. Мы закончим ее потом. Признайтесь, что это был неплохой задаток?

Вот циничная беспутница.

— Суммируя, — говорю я, — моя миссия очень проста: познакомиться с Нино-Кламар, добиться приглашения на фиесту в среду. И ждать, когда кто-то из приглашенных нашепчет мне на ухо в течение вечера имя другого приглашенного, которого я должен уничтожить!

— Действительно, невозможно сделать более наираспонятнейшего[7] резюме.

— Вы так говорите, будто мы еще увидимся, Ева. Только я не знаю ни вашего имени, ни адреса.

Она приближается, целует меня.

У ее поцелуя вкус дикого фрукта.[8]

— Доверьтесь провидению, Мартин.

— Легко сказать.

— И еще легче сделать: надо только подождать.

Она повторяет с долей ностальгии:

— Ждать… Вы мне очень нравитесь, Мартин. И, поверьте, это не банальный комплимент. Так приятно будет закончить нашу ночь! До свидания…

На этот раз она не целует меня. Она знает, что поцелуй, чтобы сохранить свое достоинство, никогда не должен быть прощальным. Так что она уходит просто, не теряя времени на сладостные взгляды.

Я невольно дергаюсь, чтобы последовать за ней в коридор. Хочется еще раз взглянуть на нее. Полюбоваться фальшивым мужским силуэтом. Убедиться, что мне это не приснилось, как говорится в компетентных книгах.

Но опять в который раз квакает бигофон.

Толстяку, натурлих, не терпится. Заметьте, его можно извинить!

Снимаю трубку.

— Ну что там, пожар, что ли? — рявкаю я.

— Нет, конечно, но ситуация, тем не менее, серьезная, — отвечает мне Мартин Брахам.

Лава семь

Переступив порог, первой я вижу лежащую на полу Берту. Непрезентабельную! Вызывающую беспокойство, я бы сказал! Высоко задранная юбчонка, фиолетовое лицо, будто она приняла добрую кварту вина. Неподвижная. Жировые валики колышатся на чудовищных лыжках. Заметьте, валики не являются отличительным знаком этой доблестной матроны. Они есть у одиннадцати дам из десяти. По мнению моего приятеля-дерматолога, у Венеры Милосской они тоже есть. Милос, который, как вы знаете, был весьма галантен, не воспроизвел их на статуе, но мой приятель-врачеватель формален на сей счет: исходя из морфологии модели, у этой головки с островка тело было попухлее. Но я отвлекся, а вы, любопытные, как кривые сороки, вы тут чешете проборчик, не зная, что происходит!