Мертвые пианисты

Надя уже собиралась внутренне раскалиться и разлететься на множество крошечных горячих осколков. Но тут шум отъезжающей электрички совпал в голове с аккордами из середины Пятой симфонии Бетховена. Надя тут же начала мысленно воспроизводить симфонию — прямо с услышанного такта. И остыла, вернувшись в себя.

На даче у Лопатина было по-весеннему сыро, но тепло. В кухне, где все сидели за дубовым столом, сладко пахло яблоками и медом. Горбились шкафы до потолка, набухшие то ли столовой утварью, то ли старыми журналами, то ли просто наслоившимися годами.

Помимо одноклассников, на даче были еще двое неизвестных Наде ребят. Полноватый мальчик с круглым румяным лицом и точеная мелированная девочка. Оба целый день и вечер стеклянно смотрели в свои телефоны, в беседе почти не участвовали. Надя так и не узнала, как их зовут. И вообще практически ничего про них не узнала.

— Ребят, давайте выпьем за Завьялову! — предложила Ксюша. — За ее победу в каком-то там конкурсе юных пианистов.

— О, точно, — сказала Аня Ищенко, подсаживаясь к Наде. — Кстати, расскажи про второй тур. Сложно было?

— Нормально, — ответила Надя. — Не очень сложно.

— А в Москве тебе понравилось?

Надя задумалась. Начала собирать воедино кусочки впечатлений. Ярких впечатлений практически не было, разве что метро. А точнее, использованные трамвайные билетики, раскиданные около павильона, у которого Надя с бабушкой ждали маршрутку. Билетики мирно лежали на ступеньках. Однако время от времени тяжелые стеклянные двери метро открывались, высвобождая течение теплого зловонного воздуха. И все скомканные бумажки тут же хаотично взлетали и набрасывались на Надю. А еще запах метро смешивался с запахом газет, продаваемых в ближайших киосках. Но внутрь метро они с бабушкой так и не зашли. И вообще, по одним билетикам судить о городе сложно. Надя долго обдумывала свой ответ, чтобы он получился правдивым. А когда наконец открыла рот, чтобы сказать, что не знает, понравилась ли ей Москва, все уже говорили не о Москве, а о Брюсселе, где жила подруга тети Ани Ищенко. В Брюсселе Надя не была.

Пили на этот раз не пиво, а виски с колой. Надя пробовать виски не хотела, а колу не любила, поэтому первую часть вечера не пила ничего. Сухо щелкала полуоторванной губной корочкой, прижимала ее верхней губой к нижней. Потом щелкать надоело, и Надя все же отхлебнула немного колы из пластикового стаканчика. Корочка тут же размокла, безвольно повиснув.

— Завьялова, да выпей ты виски, — уговаривал Лопатин. — Все равно бабуля не видит.

— А мы ей не скажем, — добавила Ксюша. — Да и к тому же — это безалкогольный виски. Ты ведь сама покупала.

— Я не покупала, — удивленно пробормотала Надя.

Все вокруг засмеялись.

— Блин! — вдруг сказала Ксюша.

— Чё такое? Порезалась?

— Ага, дебильная открывашка!

Ксюша бросила полуоткрытую консервную банку на стол и принялась утирать краем скатерти раненые пальцы. Надя сжалась при виде красных разводов.

— Это все из-за тебя, Завьялова, — кровяным солоноватым голосом сказала Ксюша.

— Почему? — чуть слышно спросила Надя.

— Ну как почему? Если бы ты пила виски, остальным бы меньше досталось и мне тоже. И к шести вечера я не была бы такой пьяной и не порезалась бы, открывая эти чертовы оливки.

— Да, Завьялова, — согласился с Ксюшей Лопатин. — Ты виновата. Так что быстро пей. А иначе мы все расскажем твоей бабуле.

Надя дрожащей рукой взяла протянутый ей кем-то стаканчик с виски и сделала небольшой глоток. От переживаний даже не почувствовала вкуса.

— Пей-пей, — сказала Ксюша. — А иначе мы выпьем твою порцию, станем совсем бухими и подожжем лопатинскую дачу. И будешь выплачивать лопатинским родителям компенсацию.

Надя сделала еще один глоток, и тут все засмеялись.

— Да это шутка, Завьялова. Это шутка.

Смеялась даже раненая Ксюша. Стояла и смеялась, облокотившись на смеющегося Лопатина и обматывая красные пальцы бинтом, откуда-то принесенным смеющейся Аней Ищенко. Не смеялись только двое незнакомых Наде ребят. Да и вообще они ни разу не оторвали от экрана стеклянных глаз. Ни на Ксюшин возглас, ни на общий смех. Надя даже засомневалась, настоящие ли они.

Беседа течет мимо нее. Она пьет маленькими глотками отвратительный виски, который ей постоянно подливает Лопатин. Прокручивает в голове список своего девятого класса «Б». Представляет, как Виталик Щукин и Рита Губанова после урока алгебры идут в школьную столовую. Берут себе чай и сэндвичи с веточками мертвого укропа. Садятся за столик, обсуждают прошедшую контрольную. Рита слегка оттягивает мочку правого уха, поглаживает сережку в виде бабочки. За соседним столиком сидят Аня Дроздова и Оля Бондаренко и что-то увлеченно рассматривают в Олиной тетради. А за столиком в углу сидят… Нет, не может быть. Наде на секунду видится, что там сидят те самые ребята с телефонами. Румяный мальчик и мелированная девочка. Но ведь они сидят сейчас напротив Нади, за лопатинским дубовым столом. И значит, в столовой воображаемой школы их быть не может.