Мертвые пианисты

Мысли кажутся размякшими, слегка растекаются, словно подтаявшая в кармане конфета. Надя встает и выходит на крыльцо. Выплывает из шумного освещенного дома в прохладный густеющий сумрак.

На крыльце, на синем половике лежит овчарка. Устало и немного грустно смотрит на Надю. Осмысленным, почти человечьим взглядом. И Надя почему-то гладит ее, прикасается к ней, хотя и не любит соприкосновений.

— Ну как вы там, гуляете? — доносится откуда-то сбоку теплый маслянистый голос.

Надя поворачивает голову вправо и видит силуэт женщины.

— Здравствуйте. Нет, мы не гуляем. Мы… сидим в доме. То есть они сидят, а я…

— Понятно. Родителей Денискиных нет — свобода полная. Ну что ж, дело молодое. Я тетя Лида, соседка.

— А, здравствуйте. Я Надя, подруга Дениса. То есть не то чтобы подруга. Одноклассница. Нет, не просто одноклассница. Приятельница.

Тетя Лида щелкает зажигалкой. Прорезает на секунду горячим светом зябкий расплывающийся полумрак. Надя видит ее вислые щеки, пепельные кудряшки, сигарету, зажатую в улыбке.

— Ну что ж, очень приятно. А я за собакой своей пришла.

— Это ваша собака? — резко выпрямляется Надя.

— Моя, моя. Почему-то вот решила к вам в гости напроситься. Ни с того ни с сего.

— А как ее зовут?

Тетя Лида отвечает, но Наде не удается расслышать из-за веселых воплей, брызгающих из дома. Как-то похоже на Надю. Может, и есть Надя. Может, собаку тоже зовут Надя. Как Надю. Хотя, с другой стороны, если бы это было так, тетя Лида наверняка отметила бы совпадение. Возможно, собаку зовут как-то иначе. Например, Найда. Но переспросить Надя стесняется.

— Вы там хоть закусываете? — спрашивает тетя Лида, медленно затягиваясь.

Надя видит ее взгляд — теплый и обволакивающий.

— Да, мы закусываем. У нас есть сметанные чипсы, чипсы с укропом и оливки.

— А хочешь соленый огурчик? Подожди, сейчас принесу тебе. Я только что банку открыла.

Тетя Лида нагибается, аккуратно тушит сигарету о камень и уходит, сжимая окурок в пухлой ладони.

— Сейчас, — говорит она, — сейчас.

Собака Надя и Надя не двигаются с места, послушно остаются на крыльце. На дачный участок набегают плотные тягучие тени — как волны на берег. А за сараем, на улице, в густо-синем вечере зажигаются первые фонари. Надя гладит собаку Надю и безвольно утекает взглядом в фонарный лиловый свет. Словно в разбавленные чернила. Немного холодно, но уходить в дом не хочется. Не хочется оставлять собаку Надю одну. К тому же Надя должна ждать тетю Лиду. И ждет. Неустанно проводит ладонью по гладкой черной шерсти. Собака Надя напряженно жмурится — возможно, Надя как-то неправильно ее гладит. Но гладить по-другому она не умеет.

— Вот они, угощайся, Наденька, — говорит вернувшаяся тетя Лида и протягивает банку.

В банке плавают крупные тела огурцов. Вода мутная, цвета радужки слепого глаза. В сериале «Холод страсти» у слепой старухи Фернанды Сантос были глаза точно такого же цвета. Надя думает, что уже очень давно не смотрела сериалов. Много лет. Практически с момента переезда к бабушке. Еще Надя думает, что ненавидит соленые огурцы. Но чтобы не обижать тетю Лиду, вынимает одно огурцовое тело и надкусывает.

— Правда ведь вкусно? — спрашивает тетя Лида.

— Правда, — отвечает Надя, пытаясь тут же не выплюнуть соленую мягкую массу. Надя непроизвольно представляет, что у нее во рту глазные яблоки Фернанды Сантос. Вместе с веками и мертвыми зрительными нервами.

— А я смотрю, вы подружились? — Тетя Лида наклоняется и свободной левой рукой треплет собаку за ухом. — Она у меня хорошая. И не капризная. Ей много не надо. Живет в своем личном, просто устроенном раю. В этом раю все изо дня в день течет по кругу. Сон, прогулка, обед, игра, просмотр сериала вместе со мной, прогулка. И так каждый день, одни и те же действия, одни и те же ритуалы. И это все, что ей нужно для счастья. Ты знаешь, Наденька, ей не нужны никакие перемены, никакие там приключения. Ей просто не бывает скучно. Ей хорошо в монотонности, среди круговорота привычных вещей и дел.

Поднимается легкий, чуть заметный ветер. Нехотя пощипывает листья в саду и выбившиеся из половика синие грубые нити. Собака Надя зябко жмется в себя, и Надя жмется тоже.

— Да, — шепчет она. — Я знаю.

— Возможно, в настоящем раю все так же. Все течет по кругу, все повторяется. Мы вот все за чем-то бежим, постоянно хотим чего-то нового, необычного, яркого. Так ведь? И рая у нас нет. Рай — это, наверно, и есть повторение. Счастье однообразия.

Надя уже прожевала глазные яблоки и теперь задумчиво смотрит вниз. Смотрит, как жирная лимонная щель под дверью перечеркивает сгустившиеся сумерки. Дачное нутро зовет теплом.

— Ладно, Наденька, ты, наверное, замерзла. Возвращайся к ребятам. Да и мы пойдем потихоньку. До свидания, рада была знакомству.