Мертвые скажут правду

— Лиза, зачем же так грубо? — склонившись ко мне, на ухо прошептала Тамара. Надо же, впервые в жизни ее напугала чья-то грубость.

Ничего не ответив, Моргунов отвернулся и пошел к ельнику, по которому, размахивая лопатами, уже бродила вся толпа. Со мной осталась только Тамара.

— Лиза, ты голос слышала? — нахмурившись, спросила она.

— Да. Тоже считаешь, что я придуриваюсь?

— Нет, зачем тебе… Просто странно так.

— Когда ты потащила меня к этому медиуму, тебе ничего не казалось странным!

— Да видишь ли, пойти к экстрасенсу — это одно. — начала сбивчиво объяснять подруга. — А вот так вдруг выдать — мол, ищите тут…

— Нашли! — вдруг раздался истошный женский крик. — Тут нога! Женская, в сапоге на шпильке!

Народ побросал лопаты и бросился на крик. Я не видела ту, что кричала, но тоже побежала на голос, и через минуту стояла возле неглубокой ямы, из которой торчала нога в полусгнившем меховом сапоге на длинной шпильке.

Моргунов выхватил фотоаппарат и, бегая вокруг находки, стал делать бесчисленные кадры. Женщины громко переговаривались, глядя на сапожек, мужчины вновь схватили лопаты и начали откапывать тело. Женщина в черном пальто, пятясь и зажав себе рот рукой, отходила все дальше от страшной находки. Тамара схватила меня за талию и прижала к себе, словно опасаясь, что я исчезну. А я стояла, замерев, и слушала негромкий голос, который словно разносил лесной ветерок:

— Найди его. Мне было всего 22 года. Я так любила танцевать… На последние деньги я купила меховые сапожки, а теперь они пропали… Я так и не потанцевала на той вечеринке. Я так и не встретила своего любимого. Я была такая юная… Найди его! Ты должна понять, кто он, и тогда он откроется.

Внезапно голову пронзила резкая боль. Я застонала и уткнулась лицом в меховой тамаркин бок.

Полиция приехала в лес примерно через полчаса, одновременно с тележурналистами. Все это время я выдерживала настоящую осаду. Женщины окружили меня, дергали за рукава полушубка, насильно всовывали в руки многочисленные фотографии. Кричали, умоляли, плакали… Их громкие крики забивали, заглушали тихий голос, еще звучавший внутри. Голова разламывалась, от холода сводило руки в тонких шерстяных перчатках, и больше всего на свете я мечтала сейчас оказаться в микрушке, чтобы хоть немного согреться и отдохнуть.

Но возбужденный до предела Моргунов запретил группе выходить из леса до прибытия полиции. И теперь он, сильно жестикулируя, рассказывал следователю о том, как проходили поиски.

— Хотите коньяку? — раздался чуть слышный голос рядом со мной. Я невольно вздрогнула. Кто произнес эти слова — живой человек, или я снова слышу того, кого нет на свете? — Хоть немного согреетесь.

Нет, это явно не привидение. Мертвые не чувствуют холода. Или все же чувствуют? В руке оказалась небольшая фляга со снятой крышкой, и тот же голос прошептал:

— Пожалуйста, выпейте! Вы совсем замерзли.

Я машинально сделала большой глоток. Горло слегка обожгло, потом по телу разлилось приятное тепло, а невидимые клешни, сжимающие мою многострадальную голову, словно ослабели. Лишь тогда я обернулась и посмотрела на невысокого молодого человека, который угостил меня коньяком. Он был одет в короткую куртку, без шапки и перчаток. Черноволосый и кареглазый, он, видимо, он природы был смуглым, но теперь его лицо было белым, как снег вокруг, и я, в свою очередь, испугалась уже за его здоровье.

— Вы тоже замерзли!

— Нет. — он говорил настолько тихо, что я больше угадывала, чем слышала слова. — Со мной полный порядок. И потом, это все неважно. Ваше здоровье важнее. Выпейте еще.

— Вы хотите меня о чем-то попросить? — догадалась я.

— Да. — Он слегка опустил голову.

— У вас тоже кто-то пропал?

— Да. Девушка, которую я любил с четвертого класса.

— Давайте фотографию. — решилась я, но в этот момент ко мне подошел следователь Поливанов:

— Ну что, Лизавета Петровна? Ваш супруг, оказывается, держал вас в курсе, где спрятаны тела жертв? То есть вы знали об его подвигах, и покрывали его? Вынужден вас огорчить — это соучастие, и за него дают солидный срок.

Глава 9

Англия, 1917 год, февраль

Прошло десять лет после его смерти… — бормотал себе под нос сэр Конан Дойл. — Какой смысл ворошить прошлое? Он сам отказался от славы, он не хотел писать вместе со мной. Но обвинение в убийстве — это уже слишком!

Он вошел в дом Уильяма Крукса, еще не осознав толком, какая помощь ему нужна. Его не оставляла мысль: если Флоренс может вызвать призрак Кэти Кинг, то почему бы ей не вызвать призрак его друга, журналиста Флетчера Робинсона? Пусть он сам, на миг вернувшись с того света, расскажет миру правду о собаке Баскервилей.