Мертвые тоже хотят жить (СИ)

  - Так что крошка, забыли? - светло-карие глаза смотревшие в мои, внезапно дрогнули. Зрачок расширился и резко сузился, а Глеб, отстранившись, задумчиво произнес. - Как интересно...

  И уже более резко, странно вглядываясь в мое лицо, требовательно спросил:

  - Кто такая?

  - М-м-ма.. - губы, дрожащие в напряжении никак не могли выдавить имя, пока я с нарастающим ужасом рассматривала молодого человека, буквально за минуту кардинально изменившего свое поведение.

  - Не Машка, можешь не врать, - губы парня скривились, а сощурившиеся глаза что-то искали во мне и не находили. Или находили, но совершенно не то? Не знаю. Чем дальше, тем больше все окружающее напоминало дешевый фентезийный фильм со мной в главной роли. А я, вместо того, чтобы принять предложенную роль и с блеском отыграть сценарий, внезапно забыла все слова, забыла все, что требовал от меня строгий режиссер.

  - Марина, - выдохнув, моргнула, до побелевший костяшек на руках вцепившись в одеяло.

  - Марина значит, - парень чуть расслабился и протянул: - Забавно.

  Через секунду он снова нагнулся ко мне и странно повел носом, как будто пытался вдохнуть мой запах.

  - Да не трясись ты, не трону, - вцепившись в мою руку, потянул на себя. - Первый раз в новом теле?

  Еле заметно кивнув, смотрела, как его пальцы пробежались по моей руке, коснулись проводов с катетером и замерли на предплечье.

  - Нда, забавно, - отодвинувшись, парень сел на стул и закинул ногу на ногу. - Ну что, Марина, давай знакомиться? Глеб.

  И замолчал, напряженно всматриваясь в мои глаза. Я тоже молчала. Как там говорили, молчание - золото, вот и я наконец решила придерживаться этого плана. Одно то, что Глеб прекрасно понял, что перед ним не неизвестная мне Маша, а другой человек, уже настораживал, а если брать его поведение в целом, то и вовсе заставляло сосредоточенно всматриваться в парня, ожидая неприятности.

  - Понятно, - скрестив руки на груди, мотнул носком ботинка. - Расслабься, заняла тело и ладно. Машку конечно жаль, но... Тут ее все равно уже нет.

  - Почему?

  - Что почему? - густые брови приподнялись в удивлении.

  Откашлявшись, все еще хриплым голосом уточнила:

  - Почему нет?

  - Откуда я знаю. Манька девочка впечатлительная. Была. Ты я смотрю тоже. Странно даже.

  - Что странно?

  - Что странно? - задумчиво переспросив, пожал плечами. - Такие "впечатлительные" первыми уходят. А ты вернулась. Интересно.

  Положив ладони на кровать, вновь подался ко мне.

  - Что-то в тебе значит есть. Вот только что? М-м-м? Не расскажешь?

  Я мотнула головой и моргнула, пытаясь стереть странный огонек мелькнувший в глазах парня.

  - Жаль.

  Показалось? Да уж.

  Сейчас на меня смотрели вполне обычные глаза, человеческие, светло-карие. без огоньков и другой ерунды, а потому я поспешила задать свой вопрос.

  - Ты тоже? Вернулся?

  На что Глеб лишь неопределенно пожал плечами.

  - Ладно, болезная. Выздоравливай, завтра зайду, - он неожиданно поднялся и направился к двери.

  - А-а-а...

  - Что?

  Я закрыла рот и расстроено посмотрела на парня. Хотелось спросить многое, хотелось что-то сказать, но вот что конкретно и спросить, и сказать, я даже сама не знала, а потому лишь могла огорченно рассматривать уходящего "жениха". Не знаю, понял ли он мое состояние, но, хмыкнув, снова взъерошил волосы и уверенно произнес.

  - Так, Марин. Запоминай! Сейчас ты Александрова Мария Владимировна, студентка пятого курса истфака. Пока все. Мне знаешь ли тоже нужно обдумать открывающиеся перспективы. Хотя...

  Он чуть наклонил голову на бок.

  - Да-а-а, это будет интересно. Ладно, отдыхай. Завтра поговорим, - таинственно улыбнувшись, он закрыл за собой дверь.

  Облизнув пересохшие губы, сосредоточенно прислушивалась к удаляющимся шагам, к доносящимся из коридора возгласам, к жизни за окном. Напряжение, еще недавно сковавшее тело, медленно уходило, оставляя после себя слабость и разбитость.

  Откинувшись на подушку, бессмысленно уставилась в окно. Штор, загораживающих проем, не было, и я могла беспрепятственно рассматривать свой кусочек темного неба, грозившего в любой момент затопить слезами землю.

  Сколько я так пролежала? Бездумно, с совершенно пустой головой, всматриваясь в тяжелые низкие облака, не знаю. Но голос баб Зины с нотками недовольства и озабоченности все же смог вывести меня из оцепенения, а ее пустая болтовня о больнице, о докторах и медсестрах, прерываемая лишь " жизненными" наставлениями о правильности питания, и этим самым питанием, методично скармливаемым заботливой сиделкой, заставили по другому посмотреть на свое положение.

  Я живая!

  Я!

  Именно я, а не кто-то другой. И пусть у меня другое тело, другое имя, все другое, я живая! И я не схожу с ума. И все это не плод моего больного воображения. Просто жизнь, другая, но жизнь. И Макс! Макс! Я же могу...

  Задохнувшись от нахлынувших эмоций, закашлялась, выплевывая жидкую кашу на успевшую вовремя увернуться баб Зину.

  - Машуня! Не хулигань! - сдвинув брови, баб Зина споро вытерла разбежавшиеся капли и погрозила пальцем.

  - П-п-подавилась.

  - Ничего, бывает. Еще кушать будешь?

  - Нет. Баб Зина, а мой телефон, он далеко?