– Где же оно, дедушка? Где ожерелье? – вопрошала я, вытирая старый темно-серый памятник белой салфеткой, взятой из сумки. – Какую загадку ты оставил? И кто должен ее разгадать? Где найти «дано», если ты оставил эту задачу именно мне? И каким руководствоваться решением, чтобы получить ответ?
Дед мне не ответил, что ничуть не странно.
Я поднялась и вышла за ограду. Посмотрела в пасмурное небо и зябко поежилась. Что-то я не по погоде оделась. Во-первых, не учла, что сейчас слишком рано, хоть синоптики и обещали двадцать четыре, но это, даже если им верить, будет не раньше полудня; во-вторых, все-таки сегодня опять мрачная, бессолнечная погода, к тому же дует сильный ветер. Конечно, короткий сарафан не мог обеспечить нужное тепло и комфорт.
Я направилась обратно, к выходу с кладбища. Кругом царствовали безмолвие и безлюдность. Видимо, утром буднего дня покойников не принято навещать. Но мне было все равно. Я шла к могиле, которая привлекла мое внимание еще полчаса назад, как только я сюда попала. Я видела ее издалека, но могла с уверенностью сказать: она была свежая (хоть и не слишком приятно употреблять данный «съестной» эпитет к могиле), и вроде бы там что-то лежало. То есть понятно, когда человек умирает только-только, ему на могилу носят цветы, венки, свечи, сувениры какие-то, еду для птичек. Но там было что-то… «не такое», как надо, и я не могла бы сформулировать лучше, точнее. Просто чувствовалось, что с этим захоронением что-то не так.
Расположение оградок не позволяло сразу скользнуть в нужный проход, пришлось сперва достичь выхода, пройтись чуть дальше и, руководствуясь зрением и меткостью, нырнуть в нужный проход. Впрочем, я же говорю, захоронение было недавнее, находилось, соответственно, близко к краю кладбища, так что задача носила титул несложной.
Уже на подходе к калитке я поняла, что оборот речи «что-то не так» имел куда меньшую силу, тем тот теоретический оборот, который можно было бы применить сейчас, если бы что-то пришло в голову. Я не могу описать, что кольнуло вдруг мой мозг, но можно, на худой конец, взять это «что-то не так» и возвести в квадрат, а то и лучше сразу в четвертую степень.
Пока я, как загипнотизированная, шла к могиле, с которой было ОЧЕНЬ что-то не так, тишина на кладбище стала пугающей, какой-то неестественной. Как будто и птицы, и растения, и ветер, и река, и далекая жизнь поселка – все, что могло производить хоть какой-то мало-мальский шум, умолкло и затаилось, наблюдая за мной исподтишка в ожидании кульминации этого эпизода.
Уже на подходе я начала тихонько ахать и умолять высшие силы, чтобы это было не тем, что мне казалось. Чтобы все оказалось не так, как виделось. Еще через пять робких шагов я достигла ограды, но не смогла зайти внутрь. Это было ненужно и невозможно.
В следующую секунду я завыла, подобно волку, и прижала руки ко рту. Глаза защипало, и оттуда полились умоляющие судьбу слезы. Я плакала в бессилье перед непостижимым. Когда и это не помогло и на могиле ничего не изменилось, я повалилась на землю, корчась от физической боли, созданной абстрактным страхом перед тем, что происходит вокруг меня вот уже три долгих дня, и издавая звуки вопиющего ужаса. Со стороны могло показаться, что у человека приступ эпилепсии. Но у меня не было эпилепсии. Так же, как и не было никого вокруг, кому могло бы подобное показаться. Я просто не могла с этим бороться иначе, как превратить священный нематериальный ужас, с которым психика даже здорового человека не могла бы справиться, в жгучую, но реальную, настоящую боль. С ней было легче жить. Легче, чем с правдой, которая предстала передо мной, стоило приблизиться к роковой ограде.
…На простенькой табличке из тех, которые обыкновенно ставят на новые могилы, пока еще не готов памятник, было написано имя упокоенного и даты жизни и смерти, а сверху была приделана фотография захороненного человека. Мистический трепет вызывало то, что и имя, и фотография имели для меня значение. Под снимком красивого брюнета с ямочкой на подбородке значилось: «Мертвицин Валерий Васильевич».
Глава 10
Я не знаю, сколько прошло времени. Вероятно, от шока я просто потеряла сознание. Не ведаю. Очнулась я на земле, почему-то уже внутри ограды. Плитка еще не была выложена, так что я в своем светло-розовом сарафане лежала прямо на грязной почве. Голова моя упиралась во что-то твердое и холодное, я сразу не различила, что это, пока не села на корточки.
Это был небольшой белый глиняный горшочек. Заглядывая в него и немного потрясая, я выделила следующее содержимое: там были перья, черные и белые, и небольшие очищенные (или обглоданные?) кости, судя по размерам, какой-нибудь курицы или утки.
– Что за чертовщина? – тут же отстранилась я от страшной находки и обратила взор на саму могилу.
Так вот почему мне сразу показалось, что что-то не так. И вот почему я вся вывалялась в земле, хотя и лежала на краю, возле самой ограды. Новое шокирующее обстоятельство вызвало у меня сильнейшую головную боль.