Мертвые тоже скачут

– Не может быть… Не может быть… – стонала я, держась за виски и растирая их.

Никаких разумных слов не хватит, чтобы описать то, что я увидела. Потому что это было невероятно. Это было ужасно. Дело в том, что могила была разрыта.

Подойдя к яме, которую опоясывали холмики вскопанной земли, икая от страха, я глянула вниз и разглядела… гроб. Крышка была сдвинута в сторону.

Не веря своим глазам, я в надежде на чью-то помощь и здравый смысл начала оглядываться в поисках людей, но, как назло, на кладбище никого не было. Соответственно, никто не мог подтвердить, реально ли то, что мне виделось сейчас, или я всего-навсего окончательно выжила из ума.

Я неуклюже перелезла через холмик, оперлась на него руками, спрыгнула вниз и присела.

Подо мной была крышка гроба. Немного поменяв положение ног, я смогла ее приподнять (при этом сверху на меня посыпалась земля, испачкав теперь уже и волосы), дабы убедиться: в гробу никто не лежал. Он был пуст. Пуст, не считая странной веревочки с мелкими узелками. Я зачем-то взяла ее в руки и пересчитала: узелков было сорок.

– Что же это происходит… Кто же это мог сделать…

Зажав находку в руке, я собралась вернуть крышку на место, но тут наткнулась на еще одну любопытную деталь. С внутренней стороны крышки гроба, на белой мягкой шелковой обивке настоящей кровью был начертан символ – вписанные в круг пентаграмма, знак бесконечности и перевернутые кресты. Тот самый символ, что встречался мне в доме Дианы.

– Я схожу с ума… Я схожу с ума…

Еще раз протяжно закричав, я выскочила из ямы, пару раз, правда, соскользнув вниз, и, выбравшись из плена, упала на землю. Яма была не слишком глубокой, где-то с мой рост, просто я карабкалась в таком нервном состоянии, что это счастье, что мне все-таки удалось выбраться, а могла бы ведь застрять там навсегда. Застрять в чужой могиле… Что может быть хуже? Наверное, выбраться из собственной.

Подумав об этом, я начала истерически ржать, ржать ужасным, некрасивым, неприятным слуху смехом и стучать руками по земле.

Через полчаса, чуть успокоившись, я поднялась и поплелась обратно, в поселок. Именно что не пошла, а поплелась, передвигать ноги не было сил, да и плечи казались свинцово тяжелыми. Встретивший меня на свою беду пастух дал такого деру вместе со своими коровами, что привел меня к мысли пойти и умыться в реке. Или утопиться в реке?

Честно говоря, открывшаяся правда зарождалась в моей душе еще давно. Как иначе объяснить, что человек (человек ли?) абсолютно холоден, словно кровь по его жилам вовсе не течет. Я никогда не видела его пьющим, употребляющим какую-нибудь пищу, спящим. У него почти отсутствуют мимика, жесты, интонации. Он почти не выходит из дома.

Да, и все-таки он жив! То есть он ходит, он думает. Как сказал великий Рене Декарт: «Я мыслю – значит, я существую». Вот именно, что он существует, но только как… зомби.

То, что я сегодня пронаблюдала, просто укрепило эту данность, подбросив фактов в придачу к домыслам. Одно не давало мне покоя: я понимала, что Валерий мертв, но я не понимала, как такое может быть.

Вместо того чтобы умыться, я полностью, прямо как была, в одежде, зашла в воду и окунулась, даже не почувствовав холода. Закалилась с Валерием?

Конечно, он ничего не помнит. Откуда ему помнить, он же умер? Только странно, как это: тело умерло, а мозг продолжает работать. Как это получилось? Так же, как с беляевским профессором Доуэлем?

Я нырнула с головой и тут же вынырнула, озаренная ответом.

Кости! Перья! Узелки! Знак, написанный кровью! Кровью убитого петуха, и это именно его кости и перья лежат в белом глиняном горшке – так говорилось в передаче «Необъяснимые истории», в заключительной части, когда рассказывали, как превратить человека в зомби. Но то человека… А то… мертвеца! То есть умершего не перед самым обрядом, а за несколько дней до этого.

Неужели он мертв?!

Я вспомнила вчерашнюю ночь, и меня вырвало прямо в воду.

Отплевываясь, вылезла на берег и легла на траву почти в бессознательном состоянии.

Левое полушарие мозга все еще пыталось работать, вырисовать мне картину произошедшего, сверяясь с законами физики, да и вообще жизни, но оно было настолько ослабленным, что под натиском правого полушария, которое лихорадило по полной, выключилось, разрешив мне отбыть по волнам кошмарного, наполненного болезненным содержанием сна.

Я проснулась оттого, что замерзла. Открыла глаза, поморгала, глядя в мрачное небо, и села. Кожа была влажной и покрытой мелкими пупырышками. С волос текла вода. Губы обветрились. Болела поясница, возможно, из-за сильно поднявшейся температуры. Я хотела встать, но поняла, что у меня не хватит сил.