Мертвые видят день

– Это они там стреляют и палят из пушек?

– У них там не только пушки. У них там много чего есть. Впрочем, увидите сами, если только еще не передумали.

Немецкий офицер посмотрел куда-то в сторону.

– Не передумали, – сказал он, – а даже если и захотели бы, передумывать поздно. – Он оглянулся на одного из своих, держащего кожаный узел с мечами. – Это нам может там пригодиться?

– Там все может пригодиться, – сказала Сигрин, – на вашем месте я бы не разбрасывалась такими вещами. Тем более, что другого оружия у вас все равно пока нет.

– Спасибо, – сказал немецкий офицер. – Значит, мы их возьмем. – Неожиданно приобретая мелькнувшие когда-то в самом начале пути черты небрежно развлекающегося скучающе-воспитанного денди, он светски улыбнулся ей. – Еще какие-нибудь советы, фрейлейн?

Сигрин улыбнулась ему. – Спасибо за компанию, – сказала она, – спасибо вам всем. Больше мы не увидимся.

Повернувшись, она пошла прочь, удаляясь от нас, по ослепительно желтому песку.

– Простите пожалуйста, – словно вдруг вспомнив что-то, почти невольно кинувшись за ней, порывисто прокричал молоденький немчик, – а правило по-прежнему сохраняется, все по-прежнему? Перед смертью мы должны назвать твое имя?

Удалявшаяся Сигрин на мгновенье полуобернулась.

– Нет, – спокойно произнесла она, – не нужно. – Отворачиваясь и уходя, она, казалось, еще раз чуть заметно, еле различимо усмехнулась. – Здесь это уже не обязательно. Клоака не знает и не слышит имен.

Несколько мгновений мы стояли, разглядывая лежащий рядом, почти у самых ног топкий берег.

– У вас в России есть болота? – спросил немецкий офицер.

– Есть. – Вагасков подумал. – Особенно в Белоруссии. – Он неожиданно улыбнулся. – Сразу видно, что ты не пехотинец.

– И как по ним ходят?

Вагасков пожал плечами, – как-то ходят. Нужны длинные палки, чтобы прощупывать дно – так находят более или менее твердый путь. – Он оглянулся, – в кабине паровоза, кажется, есть палка, вроде флагштока – сгодится на первый раз. А дальше наломаем из кустарника.

Кинувшийся к паровозу по кивку своего офицера немец мигом принес не одну, а сразу две палки.

– Ну понятно, – бросив взгляд на паровоз, Вагасков улыбнулся, – втулок под флагштоки здесь ведь две – украшать флагами по торжественным случаям полагается ведь не с одной, а с двух сторон – у вас тоже, верно?

Немецкий офицер кивнул, – да, помнится, с двух. А посередине, – он усмехнулся, – портрет фюрера.

Задумчиво Вагасков повертел в руках палку. – Ну да, – негромко произнес он. – И у нас тоже. – Вздохнув, он мельком взглянул на офицера, – ну что, пошли?

– Пошли.

И мы пошли. Шедшие впереди Вагасков и немецкий офицер, осторожно прощупывая палками дно, такими же осторожными, постепенными шажками медленно двигались вперед, остальные, повинуясь резкой, почти сразу же прозвучавшей команде Вагаскова «в сторону ни шагу, идти след в след», так же тягуче-неторопливо, аккуратно вытягивая ноги из прогибающейся, пружинящей под ними почвы, стараясь наступать постепенно и не всей тяжестью ступни, медленно, гуськом шли за ними. Шедший в середине колонны, так же как все аккуратно вытягивая и погружая ноги, машинально я смотрел по сторонам. Зеленая, в лохмотьях каких-то вьющихся, бахромчатых трав и растений вода булькала быстрыми пузырями вблизи и поодаль, местами из воды торчали какие-то железные детали и обломки, рядом с одним из них, не сразу поняв, что это такое, я увидел торчащие почти вертикально, к небу, кость и неровно держащиеся на ней полуистлевшие куски плоти воздетой вверх человеческой руки с полуразжатой кистью. Стрельба, одиночными и очередями, по-прежнему то с одной, то с другой стороны доносилась издали, впереди видны были несколько пригорков с относительно твердой почвой, поросшей чахлым кустарником, чей-то сгнивший сапог и остов полуутонувшего мотоцикла.

– Вон, впереди слева островок с деревцами, – сказал, полуобернувшись, Вагасков, – не очень-то я разбираюсь в этом, но что-то вроде орешника. Проберемся туда, нарубим палок, чтобы у всех были.

Хлюпая и медленно продвигаясь по чавкающей топи, взяв чуть левее и обойдя торчащую из топкой гущи ржавую железнодорожную цистерну со следами пулеметных отметин, мы подобрались к островку. Вытащив мечи и нарубив длинных и, по возможности, прямых палок, все так же гуськом, но уже каждый самостоятельно палкой проверяя и подтверждая путь, мы двинулись дальше. Что-то угловатое и массивное зеленело впереди, частично прикрытое болотным кустарником, с тысячей предосторожностей, подобравшись к нему, мы остановились, заторможенно глядя. Перекошенный, почти наполовину ушедший в болотную топь, почти перевернувшийся огромный, судя по контурам, английский танк, покрытый ржавой чернотой, мхом и слизью, грузно выступал из мутной водяной глади, рядом на кочках и просто зависнув на плотной болотной воде, ничком и навзничь лежало несколько солдат в зеленых полуистлевших френчах.

– Англичане, – произнес негромко кто-то из немцев. – А танк, похоже, «Виккерс», шестнадцатитонный.