Мертвые возвращаются?..

— Когда я была маленькая, у меня тоже были куклы, — начала я. Если моя теория верна, риска в таком рассказе нет — вряд ли Лекси пускалась в воспоминания о детстве. — Я даже собрала целую коллекцию…

— Ты? — Джастин криво улыбнулся. — А мне казалось, ты коллекционируешь один шоколад.

— Кстати, у тебя его не осталось? — спросила Эбби. — Чего-нибудь с орехами?

Уводит в сторону.

— Представь себе. Настоящая коллекция. Все четыре сестрички из «Маленьких женщин». А вот мамаша мне не понравилась — такая лицемерная дура. Я и остальных не очень-то хотела собирать, да только вот тетя…

— Может, тебе тоже купить кукол из «Маленьких женщин»? — жалобно спросил Джастин у Эбби. — Избавилась бы от этого монстра…

— Будешь ее хаять, обещаю, однажды утром проснешься и увидишь ее рядом с собой на подушке.

Раф оторвал взгляд от пасьянса и пристально смотрел на меня из-под полуопущенных век.

— Я ей все время говорила, что не люблю кукол, — продолжала я, делая вид, что ничего не замечаю, — а она намеков не понимала. Она…

Дэниел оторвал взгляд от книги.

— Никаких воспоминаний! — отрубил он.

Было в его голосе что-то такое, из чего я сделала вывод: эту фразу Дэниел произносит не в первый раз.

Наступило долгое, неловкое молчание. В камине потрескивало, разбрасывая искры, пламя. Эбби пыталась сшить что-то из разрозненных лоскутков. Раф по-прежнему буравил меня глазами — я склонилась над книгой (Рип Корелли. «Она предпочитала женатых»), но ощущала его взгляд.

По каким-то причинам прошлое — прошлое каждого из нас — было под запретом. Они вели себя как те кролики в «Обитателях холмов» Ричарда Адамса, которые не желали отвечать на вопросы, начинающиеся со слова «где?».

И еще одно: Раф это знал. Знал и нарочно ходил по краю, провоцировал. Трудно сказать, чего он добивался и кто был его целью, но на идеально гладкой поверхности проступила крохотная трещинка.

Американский приятель Фрэнка вышел на связь в среду. Как только он снял трубку, я сразу поняла: случилось что-то серьезное.

— Ты где? — требовательно спросил он.

— Не знаю, на какой-то дорожке. А что?

Неподалеку заухала сова. Я резко обернулась — расправив крылья, птица пролетела в нескольких футах от меня, легкая как пепел, и скрылась в деревьях.

— Что это было?

— Всего лишь сова. Можешь дышать спокойно.

— Пистолет при тебе?

Пистолета при мне не было. Я так вошла в образ, так прониклась жизнью Лекси и Фантастической Четверки, что совершенно забыла: то, за чем я охочусь, находится не в стенах Уайтторн-Хауса, а вне его, и оно, по всей видимости, тоже ведет охоту — за мной. Эта моя забывчивость, а не только резкая нотка в голосе Фрэнка, тотчас аукнулась резким: «Будь настороже!»

Фрэнк моментально уловил секундную паузу и тут же обрушился на меня:

— Возвращайся домой. Немедленно!

— Я только десять минут как вышла. Будет странно… еще подумают…

— Пусть думают что угодно. Без оружия ты гулять не будешь.

Я повернулась и зашагала назад, к дому — под пристальным взглядом совы. Та сидела на ветке, и ее силуэт с острыми ушками резко выделялся на фоне неба. Я бежала к парадным воротам — дорога там была шире, и устроить засаду труднее.

— Что случилось?

— Ты возвращаешься?

— Да. Что случилось?

Фрэнк шумно выдохнул.

— Приготовься к сюрпризу, детка. Мой кореш из ФБР вышел на родителей Мэй-Рут Тибодо. Живут в горах, в какой-то дыре, штат Северная Каролина. У них даже телефона нет. Послал туда своего парня — поставить в известность и заодно собрать кое-какую информацию. И как думаешь, что он узнал?

Я даже не успела сказать, чтобы он завязывал со своими играми и переходил к делу. Не успела, потому что поняла.

— Это не она.

— В яблочко. Мэй-Рут Тибодо умерла от менингита в возрасте четырех лет. Родителям показали фото — те сказали, что никогда в глаза не видели нашу барышню.

Я как будто хватанула ртом чистого кислорода — мне вдруг так захотелось рассмеяться, что даже голова пошла кругом, как у влюбленной девчонки. Она одурачила меня — какие, к черту, попутки, какая содовая. Ничего не оставалось, как только подумать: молодец, девочка. А я-то думала, что живу легко. Теперь все перевернулось. Я ощутила себя богатым мальчиком с доверительным фондом за спиной, играющим на деньги с бедным пареньком, у которого в кармане бренчит жалкая мелочь. Нет, настоящей была она. Она относилась и к себе, и к собственной жизни, и ко всему, что имела, с легкостью и беззаботностью, как к цветку в волосах — загорелось, потянуло в дорогу, и цветок летит ко всем чертям. То, на что я так ни разу и не решилась, для нее было таким же обыденным делом, как почистить зубы. Никто: ни друзья, ни родственники, ни Сэм, ни какой-то другой парень — еще не поражал меня так, как поразила она. Я хотела ощутить этот огонь в своей крови, почувствовать, как свежий ветер сдирает с меня старую кожу, познать, какова она, настоящая свобода, и чем пахнет — озоном, грозой или порохом.

— Ни черта себе… И сколько раз она так делала?