Мёртвые звезды

— Ладно. Готовь ее к разговору. Сколько с меня причитается, кстати?

Доктор назвал сумму. Я молча посмотрел на него долгим, задумчивым взглядом. Доктор заскреб затылок вовсе уж яростно (пришлось даже шагнуть назад, спасаясь от перхотной метели) — и убавил свои запросы на двадцать процентов. Я кивнул.

Литвинас приступил к делу. Сделал девушке инъекцию в локтевой сгиб, вытащил иглу капельницы из вены, защелкал тумблерами каких-то мудреных медицинских приборов, выстроившихся у стены.

И тут раздалась музыка, всего несколько тактов, — громкое тревожное «та-та-та-там-м-м-м» из Пятой симфонии Бетховена. Короткая пауза, и снова: «та-та-та-там-м-м-м». Кто-то стоял у входной двери и желал попасть внутрь. Звукоизоляция здесь качественная, шум подъехавшей машины слышен не был.

Доктор весьма подозрительно посмотрел на меня. А я на него — с не меньшим подозрением.

— За тобой хвост? — спросил Литвинас, зачем-то сильно понизив голос.

— Может, твои клиенты? — пожал плечами я.

— В ближайшие два часа никого не жду, — бросил на ходу доктор, выходя в соседнее помещение, выполнявшее по совместительству функции стерилизационной и склада всякого медицинского барахла. Я прошел вслед за ним.

Окна и здесь, и в палате, где лежала наша пациентка, выходили на другую сторону дома, однако имелся экран внешнего обзора. И он продемонстрировал — на подъездной дорожке появилась, кроме «гарпии», еще одна машина. «Пежо-регент», позапрошлогодняя модель. Далеко не самая навороченная тачка, но и не дешевка. Кататься на такой, по большому счету, может кто угодно.

Эти «кто угодно» в количестве двух персон стояли у входа. На одном серый деловой костюм, галстук. Второй одет в более свободном стиле: куртка из тончайшей замши, полуспортивные брюки, кроссовки. Кто и зачем — по виду не определить.

— Может, и вправду клиенты? — задумчиво предположил Литвинас. — Встречаются такие — словят перо или пулю, и несутся сюда сломя голову, даже без звонка, знают: я всегда дома…

Ни один из парочки не напоминал словившего пулю, перо или иной вредоносный для здоровья предмет. Хотя страждущий мог оставаться и внутри «пежо».

— Надо открыть, — решился доктор. — Побудь здесь, проследи за красоткой, скоро очухается. Я их быстро спроважу, кто бы ни были.

— Проверь все вокруг дома, — посоветовал я.

Береженого бог бережет… Визитеры, стоящие на крыльце, могут лишь отвлекать внимание от настоящей группы захвата, подбирающейся с тыла.

Литвинас хмыкнул недоверчиво, но пощелкал тумблерами — никого. Объемные датчики и датчики движения отрапортовали то же самое — существа крупнее кошки на подступах к дому не обнаружены. А установленная наверху, на мачте с антенной камера дальнего обзора засвидетельствовала: других, кроме «гарпии» и «пежо», машин в радиусе двух километров нет.

Одновременно я повозился с детектором смарта, — не такая уж хитрая у Литвинаса стояла система, вполне по зубам профессионалам, специализирующимся на борьбе с охранными устройствами. Но и детектор не засек постороннего вмешательства в электронику доктора.

Литвинас отправился исполнять обязанности привратника, на ходу подзывая свистом Блонди — эта здоровенная немецкая овчарка появилась в его доме после того, как Стопарик не оправдал надежд в роли охранника.

А я, вопреки предложению доктора, не стал следить за пациенткой, вместо этого продолжил наблюдать за крыльцом и «пежо». Видел, как дверь приоткрылась на длину цепочки, один из пришельцев что-то произнес в образовавшуюся щель, — и через несколько секунд путь был открыт.

Вроде бы все в порядке, каких-нибудь подозрительных незнакомцев Литвинас не стал бы впускать, особенно когда в доме криминальный пациент…

И все-таки чувство тревоги не исчезло. Наоборот, во весь голос вопило: опасность! Опасность!! Опасность!!!

Своему чутью я привык доверять, пусть даже оно подает иногда ложные сигналы. Лучше перебдеть…

Достав пистолет, я покинул стерилизационную, пересек палату — девушка лежала по-прежнему неподвижно и безгласно. Стараясь ступать бесшумно, вышел в жилую половину дома. Снизу, из холла — негромкие голоса, слов не разобрать, но тон ровный, спокойный.

Но отчего так скулит Блонди? Жалобно, словно побитый щенок, как будто ее невеликий собачий разум охвачен смертельной тоской, смертельным ужасом?

Я снял «горчичник» с предохранителя и встал так, чтобы видеть часть холла и ведущую сюда, на второй этаж, лестницу. Пришельцы пока что оставались вне поля зрения. Соответственно, и я не был им виден.

— Все в порядке, дорогая! — крикнул Литвинас. — Это налоговые инспектора!

Доктор не был женат — и, невзирая на странное обращение, крик его адресовался мне, а отнюдь не выходящей из бессознательного состояния пациентке.