Мертвый дрейф

На крыше не было ничего интересного. Огороженная бордюром прямоугольная площадка, захлестываемая брызгами. Вода стояла по щиколотку. Возможно, она испарится, когда утихнет шторм и выглянет солнышко, но когда это произойдет? На крыше Глебу не понравилось. От «рекреационной» зоны не осталось и намека, все давно смыло. Лишь голая этажерка, вмурованная в кровлю, да обломки спутниковой антенны – даже сесть некуда. Ни растений, ни кота, ни человека с гармошкой… Зато с крыши открывался ВИД. Впрочем, лучше бы он этого не видел. Остров приближался, вырастал из марева – угрюмый, негостеприимный, напичканный скалами. Контейнеровоз, еще глубже утопивший корму, покачивался на волнах впереди и справа – примерно в полумиле. Людей на палубе не видно – возможно, там никого и не было, готовились к «радостной» встрече с землей. Теперь сомнений не осталось – встреча состоится, «Альба Майер» шла точно в центр этой вытянутой полоски суши. Катер куда-то пропал. А вот столкнется ли с островом плавучий дом, пока оставалось интригой. Он двигался левее, теоретически, если у острова подводные потоки сменят направление, он может обогнуть его с севера, что было бы крайне нежелательно…

Дул пронизывающий ветер, промокшая одежда вставала колом, и Глеб уже нешуточно беспокоился за свое недалекое будущее. Богатырское здоровье отнюдь не железное. Простынет, подхватит воспаление легких, а там, глядишь, и старуха с косой подкрадется, откуда не ждали… На этой «розе ветров» становилось совсем неуютно. Он уже подпрыгивал от холода. Зубы выбивали лезгинку. Но организм, похоже, приходил в норму. Он примостился к козырьку, вспомнив, на каком уровне находится окно, перегнулся через карниз. Подался вперед, рискуя вывалиться наружу, и снова перегнулся. Окно находилось под ним, практически рядом. Выбитые стекла, относительно сохранившаяся рама с фрамугой для форточки. Заржавевшие жалюзи – где-то там внутри, наполовину раздвинутые, – похоже, у хозяев, уходивших на работу (или куда они там уходили), не имелось привычки превращать свой дом в неприступную крепость. Не Россия, чай…

Он развернулся вперед ногами и принялся сползать в пропасть, хватаясь за бордюр. Переплел ногами центральную раму, заскользил ниже… Дыхание перехватило, он разжал руки, проехал вниз и в следующую секунду уже кувыркался в комнату, сбивая плечи об омертвевшие вертикальные жалюзи! Номер, пусть коряво, но удался. Несколько минут он сидел на полу, потирая отбитые места и с любопытством озираясь. Это была настоящая жилая комната. Мало того – весь дом был, по сути, единственной комнатой, не считая санузла с выбитой дверью, за которой гордо возвышался унитаз, и закутка с душевой. Имелась раздвижная перегородка (кажется, фусума), отделяющая комнату от кухни, но она была распахнута. Ну, что ж, у японцев не очень большие квартиры… Представление в театре абсурда, судя по всему, продолжалось. Недоверчиво покачивая головой, он поднялся, побродил по комнате (вроде обувь положено снимать и оставлять на камне в прихожей), посидел на унитазе, справляя естественные потребности, собрался смыть… и устыдился своей забывчивости. Домик перед катаклизмом был пуст – никаких костей, истлевших трупов. Обстановка – сущий ригоризм с минимализмом, но в принципе уютно. Было. Хотя и сыро. Татами на полу из прессованной рисовой соломы, низкая тахта, отъехавшая в угол, перевернутый столик для письма, разбитая ваза с сухими цветами, вставший на попа плазменный телевизор ходовой японской марки – он выпал из ниши-токонамы, и теперь в нише зияла черная дыра. Тумбочки были разбросаны, валялись сломанные табуретки, засохший метровый бансай, осколки посуды. Половина шкафа, встроенного в стену, была распахнута, оттуда вывалился ворох одежды и уже практически сгнил от постоянной сырости. Вторая половинка шкафа оставалась закрытой. Он направился в дальний угол, где находилась кухня, похлопал дверцами сбившихся в кучу шкафов, раскрыл перевернутый холодильник… и отшатнулся – запашок, итить его… Зажимая нос, забрался в кухонную тумбу, отыскал банку океанической ставриды с сохранившейся этикеткой, поднял валяющийся под ногами нож, вскрыл консервы, опасливо обнюхал кусочки рыбы в масле. Что бы им сделалось за пятнадцать месяцев? Выкопал из шкафа чистую ложку, с жадностью набросился на еду, которой действительно ничего не сделалось. Вскрыл вторую банку, отправил ее содержимое вслед за первой, отыскал пластик с чистой водой, с жадностью его осушил… И заиграла жизнь цветными красками, стало покойно на душе, все-таки неплохая штука – жизнь… Он снова навестил «фарфорового друга», который потускнел, потрескался, но пока еще держался молодцом, провел очередное «выездное заседание». Пошатываясь, вывалился в комнату, плюхнулся на кушетку перед перевернутым телевизором – изрядно отсыревшую, но пока реальную и твердую. Пошарил рукой по подушкам и, к вящему изумлению, обнаружил в узкой щели пульт дистанционного управления, вытащил, уставился на него, как на невиданное чудо, направил на разбитый телеэкран…