Мертвый индеец

Оказывается, один из московских телеканалов как раз вел прямую трансляцию из аэропорта "Шереметьево-2". Американская делегация только-только вышла из самолета и сразу попала под прицел телекамер. Конечно, операторы, знающие толк в субординации, поначалу ловили объективами лица американского госсекретаря и встречающего гостя нашего премьер-министра. Но время от времени камера показывала всю прибывшую в Москву делегацию – и тогда Курочкин явственно различал плывущую в толпе широкополую ковбойскую шляпу, а заодно и улыбчивое лицо под шляпой. Не узнать актера Брюса Боура было невозможно.

10

Как отличить нашего от американца? По зубам.

Наш человек привык считать свои зубы чем-то вроде военной тайны, которую нельзя открывать ни посторонним, ни даже родным. Улыбаясь, мы по-прежнему остаемся пограничниками, охраняющими

стратегические зубные секреты за "железным занавесом" губ. Лишь стоматологи, в силу профессии, знают кое-что о тайнах наших резцов, клыков и коренных, – и именно поэтому мы так не любим посещать зубоврачебные кабинеты, готовые лучше потерпеть дома, но только бы не отдаваться в цепкие руки повелителей бормашин.

У американцев – совсем другие комплексы. Им кажется, что зубы – это витрина частного магазина, обязанная привлекать внимание всех встречных-поперечных демонстрацией самого лучшего товара в ассортименте. Демонстрировать положено без перерыва. Стоит только кому-нибудь хоть ненадолго укрыть свою витрину за бронированными губными жалюзи, как все могут заподозрить, будто и сам магазинчик беден либо вовсе пуст…

– Хау ду ю ду, – под щелканье блицев старательно проговорил премьер-министр Миронов. – Вэлкам ту э-э… э фридем Раша.

Произнеся выученную фразу, премьер добросовестно чмокнул в щеку мистера Ламберта, а затем тоже повернулся к камерам анфас. Глядя на телеэкран, Курочкин посочувствовал Миронову, чья скупая протокольная улыбка блекла на фоне ослепительной зубастости госсекретаря США. Скорее всего мистер Ламберт давно сточил свои настоящие зубы на всевозможных брифингах и саммитах, однако отменное качество протезов в витрине его рта позволяло высоко нести знамя улыбчивой американской демократии. Тридцать две прекрасные фарфоровые поправки к Конституции, имплантированные в челюсть Основного Закона двухсотлетней давности.

– Здрав-ствуй-те, – произнес госсекретарь по-русски, сверкая фарфором. Камера показала зубы крупным планом. – Мы ра-ды по-се-тить Москва… – На этом, как видно, скромный словарный запас мистера Ламберта иссяк, и гость без паузы пере

шел на родной английский. К сожалению, английского Дмитрий Олегович не знал, а на весь прямой эфир почему-то не нашлось переводчика, который растолковал бы зрителям содержание приветственной речи госсекретаря. Из всего длинного монолога уши Курочкина выхватили лишь "о'кей", "президент", "бизнес" и "Голливуд", повторенные несколько раз. Каждый раз при упоминании Голливуда один из гоблинов, принесших телевизор, радостно сопел: наверное, ему просто очень нравилось звучание этого слова.

– Ну, чешет… – не выдержав, сказал он, наконец. – Жаль, не понашему.

Кажется, и на телевидении сообразили, что среди москвичей не так уж много полиглотов. Все еще приветствующий госсекретарь начал потихоньку отдаляться на задний план, а камера выхватила из толпы вокруг премьера Миронова очень худого и очень серьезного типа, похожего на учителя математики. Как сразу выяснилось, учитель был замом министра экономики. Искоса посматривая на мистера Ламберта, замминистра скучным учительским голосом принялся толковать о каких-то инвестициях, которые-де наша страна получит из Америки по новому договору. Это сухое экономическое занудство до того не вязалось с полупраздничной атмосферой встречи в аэропорту, что телеоператор, не дослушав, объективом поймал в задних рядах встречающих другого типа – плотного, живого и веселого. Курочкин сперва решил, будто этот живчик – не меньше чем министр внешней торговли, и приготовился услышать разглагольствования об экспорте-импорте пшеницы, молока и мяса. Однако надпись в углу экрана тотчас известила, что тип по фамилии Птахин является президентом некой Ассоциации "Кинорынок России".

– Я счастлив, – жизнерадостно заявил господин Птахин, – что вместе с глубокоуважаемыми американскими гостями в Россию прибывают замечательные ленты из Голливуда…

– Ну, Голливуд! – радостно повторил все тот же гоблин-охранник, но, вдруг вспомнив о присутствии в комнате Сорок Восьмого, осекся и замолчал.

Под аккомпанемент приглушенной английской речи госсекретаря мистера Ламберта телекамера вновь зашарила по задним рядам встречающей толпы и уткнулась в унылое лицо, обрамленное седым ежиком сверху, висячими щеками с боков и галстуком-бабочкой у подбородка. Если верить надписи на экране, это был российский министр культуры.