Мертвый кролик, живой кролик

Бабкин еле успел перехватить Забелина. Юрий рванулся к Илюшину, обезумев от ярости. Скрутив ему руки за спиной, Сергей силой усадил его на стул и собирался толкнуть короткую нравоучительную речь о вреде физического насилия, но Макар, не двинувшийся с места, вдруг спросил:

– Вы ведь посвятили маму в подробности февральской встречи, не так ли?

Забелин окаменел в его руках, словно тролль при первых лучах солнца. Это было так неожиданно, что Бабкин едва его не выпустил.

– Вижу, что посвятили, – кротко сказал Илюшин. – Занятно. Значит, восемь месяцев и вы, и Тамара Григорьевна знали о том, что Нина жива…

Раздался звонкий голос:

– Я вызвал полицию!

Все трое обернулись. Леня стоял в дверном проеме с телефоном в руках.

– Я вызвал полицию, – твердо повторил он.

За его спиной маячил смущенный Егор.

– Будьте добры, покиньте нашу квартиру.

Сергей взглянул на Егора, и мальчик кивнул.

– Очень напрасно. – Бабкин пожал плечами. – Теперь с вашим папой будут разговаривать совсем другие люди.

– Я сомневаюсь, что их методы допроса сильно отличаются от ваших, – все с той же невыносимой вежливостью заявил Леня. – В таком случае, есть ли разница?

Сергей покачал головой, с сожалением глядя на него, и сделал Илюшину короткий знак: выходим. Он сомневался, что кто-то приедет на вызов. Однако тратить время на разборки с полицией не хотелось. Макар бесстрастно прошел мимо сидящего Забелина, едва не коснувшись его. В прихожей он обернулся к близнецам:

– Леонид, а где вы сами были в понедельник вечером?

– Я гулял, – после долгой паузы сказал Леня. Лицо его было непроницаемо и казалось очень бледным в сумраке коридора.

– А где вы гуляли? – поинтересовался Илюшин.

– Я гулял на улице, – так же вежливо сказал Леня.

Этот обмен репликами живо напомнил Бабкину диалоги из учебников по английскому языку.

– Погодь, у тебя же занятия в рисовалке… – начал Егор и почему-то замолчал.

– То есть занятия вы пропустили? – уточнил Илюшин.

– Вы все правильно понимаете, – кивнул тот. – Извините, мне нужно наверстывать пропущенные уроки, нет возможности побеседовать с вами. К тому же, если мне не изменяет память, вы не имеете права вести со мной подобные разговоры без присутствия моего представителя: родителя, учителя или опекуна.

– Всего хорошего, Леонид, – сказал Макар, с любопытством вглядываясь в его лицо.

Бабкин только теперь заметил, что они с мальчишкой похожи, вернее, могли бы быть похожи, если бы Илюшину было четырнадцать.

– Счастливо, Егор, – попрощался Сергей. – Увидимся! До свиданья, Леня.

На улице Бабкин спросил, догоняя Макара:

– Ты чего пристал к пацану?

Илюшин посвистел и обернулся к подъезду, словно братья Забелины могли следовать за ними.

– Юрий Забелин знал, что Нина жива, – сказал он с интонацией сороки-вороны, которая варила кашу, и начал загибать пальцы. – Тамара Забелина знала, что Нина жива. А их любимый сын и внук, ты полагаешь, не знал, что Нина жива? Думаешь, бабушка не проговорилась?

– Ну, допустим… – Допускать это Бабкину отчего-то совсем не хотелось. – И что с того?

– Мы ничего не знаем о Лене Забелине, кроме того, что он умный одаренный мальчик, очень привязанный к отцу и бабушке.

– Он картинки такие душевные рисовал, изображал свою мать… – пробормотал Сергей.

– Покойную мать, – уточнил Илюшин. – Вернее, воображаемую. Возможно, для живой Нины у Лени Забелина нашлись бы совсем другие образы. Теперь твоя очередь объяснять. Как ты догадался, что нужно показать в «Синей вербе» фотографию Юрия?

– У меня кое-что всплыло в памяти. При нашей первой встрече Забелин высказался про Шурыгину: «Она как вторая мать мальчишкам. Вторая только хронологически, а если говорить про моральные качества, уж точно лучше, чем первая». Я тогда пропустил это мимо ушей, а вышел из салона, вспомнил эти слова и задумался. Забелин должен был считать, что Нина погибла. Откуда упреки про моральный облик? Для них было основание только в том случае, если Юрий знал, что его жена жива.

– Упреки про моральный облик… – задумчиво повторил Макар. – Серега, ты большой молодец.

– Не хвали меня, мне от этого не по себе!

– Моральный, моральный… – Илюшин остановился и достал телефон. Взгляд его стал сосредоточенным. – Алло, Арсений? Здравствуйте. Я хотел у вас еще кое-что уточнить. Помните, вы сказали, что Нина много лет поддерживает односторонние отношения. Что вы имели в виду?

Он включил динамик.

– Ну, что она много лет переводит мальчикам деньги без всякой возможности увидеться с ними. – В голосе скрипача звучало удивление.

– Чего? – ахнул Бабкин.

– Простите… – Рутберг замялся. – Я что-то не то сказал?

Сыщики переглянулись над телефоном.

– Арсений, вы уверены? – недоверчиво спросил Илюшин.

– То есть как… Я вас не понимаю! В чем может состоять предмет моего заблуждения?

– Семья Нины узнала о ее существовании только восемь месяцев назад, в феврале! – не выдержал Сергей.

В трубке воцарилась тишина.

– Это какое-то недоразумение, – проговорил Рутберг. – Как они могли узнать об этом в феврале, если Нина каждый месяц переводит алименты на детей?