Мертвый лес

Она не договорила. В выражении лица этой женщины мелькнуло что-то такое, что заставило ее прикусить язык. Только Ива не понимала, что именно. Сожаление? Сочувствие? Или того хуже — жалость? Как бы то ни было, но под ее взглядом руки, несмотря на жару, покрылись гусиной кожей.

— Как тебя зовут?

Женщина печально улыбнулась.

— Имена не важны, у меня слишком много имен, чтобы все помнить. Марта? Берта? Лилия, Роза, Жасмин… — Она запнулась и поправила саму себя: — У нас слишком много имен.

— Ясно. — Должно быть, речь шла сразу о всех призрачных девах, что увивались вокруг лейтенанта Юстаса. — Так о чем ты хотела меня предупредить? Это ты можешь сказать или я сама должна догадаться?

В ее словах не было сарказма. С призраками такое случалось: зачастую их сковывали странные, но очень строгие правила, запрещавшие прямо говорить о чем-то конкретном. Чаще всего — о том, как и почему они стали привидениями, из-за чего застряли в странном состоянии между жизнью и смертью, которое Доброзлая Повариха без обиняков называла «ни там, ни тут». Порой разгадать загадку призрака означало его освободить — именно так Ива освободила Аврору, дочь профессора Сикорского. Однако встречались среди них и такие, которые не могли или не желали говорить ни о чем, кроме своей смерти, и, сказать по правде, это было довольно утомительно. Один такой призрак-зануда облюбовал в Доме хозяйственный чулан и всякий раз, когда Иве требовалась швабра, начинал вещать о том, как любимая жена проломила ему голову сковородкой из-за того, что ему не понравились ее тушеные овощи. После того как Ива выслушала его исповедь сто двадцать семь раз, она жалела лишь о том, что не существует на свете особой сковороды, способной проломить голову призраку.

Марта-Берта обхватила себя руками за плечи, будто ей стало зябко, хотя привидения не чувствуют ни тепла, ни холода.

— Будь осторожна, дитя. Запри свое сердце на замок. Это не твоя судьба, не беги за ней.

— Ты говоришь про лейтенанта Юстаса? — догадалась Ива.

— Бедный красивый мальчик, — печально проговорила женщина-призрак. — Он горит, как свеча на ветру. Будь осторожна, дитя воронов, не спали свои крылья. Нас слишком много, нам не нужна еще одна.

Ива закатила глаза к небу. Сделала несколько тяжелых, глубоких вдохов, вытерла вспотевшие ладони о подол платья… Да кто она вообще такая, эта Марта-Берта-Имена-не-важны?! Кто дал ей право учить Иву жизни?

— Зачем вы преследуете его? — спросила она резко. — Что он вам сделал? Это из-за него вы стали…

Она не сказала слово «привидениями». Но даже не произнесенное вслух, оно повисло между ними, как пелена ядовитого тумана. Призрачная женщина подалась назад — то ли сама отпрянула, то ли из-за порыва сухого ветра, против которого не смогла устоять. Иве же стало жутко неловко — она не хотела, но все же перешла границу дозволенного.

— Ты права, дочь Хозяйки, — тихо проговорила Марта-Берта. — И ты ошиблась. Этот глупый мальчик и в самом деле разбил мое сердце, но я не отдавала его ему. Ни я, ни остальные. Мое сердце навеки принадлежит тому, чьи кости гниют на дне болота из-за того, что глупый мальчишка отдал не тот приказ. Мерзкая смерть, а все из-за тупого упрямства мальчишки, у которого молоко на губах не обсохло… Упрямства и трусости.

Голос Марты-Берты звучал спокойно и ровно, но от ее слов у Ивы по спине забегали мурашки.

— Но… — Ива сглотнула. Ей хотелось крикнуть, что Юстас вовсе не трус. Что это какая-то ошибка. Но женщина-призрак права: Ива и в самом деле многого не знала и еще больше не понимала.

— Я знаю тебя, дочь Хозяйки, знаю, что ты сделаешь, — тихо проговорила Марта-Берта.

— В самом деле? — спросила Ива, которая, напротив, не имела ни малейшего понятия о том, что она сделает или должна сделать. — И что же?

— Ты юна и безрассудна, у тебя большое сердце. Ты попытаешься все исправить.

— Я…

— Ты попытаешься все исправить и все испортишь.

И с этими словами призрачная женщина исчезла. А Ива еще долго стояла посреди двора, глотая горячий воздух. Что значит «все испортишь»?

На чердачной лестнице

Юстас ждал ее, сидя на ступеньке лестницы. Между фигурными балясинами лохматились клочья пыльной паутины, и лейтенант дул на нее и глядел на то, как она выгибается, подобно парусам лодки.

— Куда ты запропастилась, принцесса? — спросил он с лучезарной улыбкой. — Я уж испугался, что ты передумала.

— Нет, не передумала. — Ива посмотрела на колышущуюся паутину. — А ты когда-нибудь видел море?

— Море? — Юстас задумался. — Может быть. Очень давно. Кажется, мы ездили с отцом на море, перед тем как меня отдали в кадетский корпус.

— Почему они преследуют тебя? — перебила его Ива. Лейтенант вздрогнул.

— Кто, красавица?

— Призрачные девушки и женщины, которые вьются у тебя за спиной.

— А! Ты про этих… барышень? Не знаю, красавица. Может, потому, что я им нравлюсь?