Мертвый остров

Первым делом по просьбе Алексея наведались в церковь. Там он помолился, подошел под благословение отца Александра и полюбовался иконостасом. Тот был вырезан из ильма и инкрустирован вставками из разных пород дерева. Зрелище получилось очень красивое. Вставки сделал Бутаков собственными руками, и Алексей искренне похвалил его работу. Сотник сощурился, скрывая удовольствие…

Затем гостя повели в знаменитый «Картофельный дворец». Это оказался внушительных размеров балаган, двухэтажный. Внутри в особом хранилище лежала гора картофеля, а в коридорах по периметру стояли бочки с квашеной капустой. Всюду попадались небольшие железные печки. Арсений Михайлович пояснил, что зимой «дворец» отапливается, благодаря чему его припасы не промерзают.

Напротив «дворца» стояла окружная больница, насквозь пропахшая йодоформом, но чистая. Еще больше Лыкову понравилась школа. Просторная и светлая, она была рассчитана чуть не на сотню учеников. В Рыковском вообще оказалось много детей. Они занимались своими законными делами: бегали, кричали, играли. Сахалин в этом отношении особенно тяжел. Ребятни мало, молодежи нет вовсе… Рыковское смотрелось приятным исключением.

Показали гостю и мост через Тымь, тоже арестантской работы. Рядом красовалась плотина с мельницей. По пути смотритель объяснял, где тюремные огороды, а где – военной команды. Разница изумляла. На каторжных аккуратными грядками росла капуста. Тут и там курились дымом корни выкорчеванных деревьев – это отгоняли капустную бабочку. Ротные огороды поражали запустением.

Присутственные здания в селении были какие-то особенно добротные, даже щеголеватые. Бутаков пояснил, что для строительства берут лишь два дерева: тяжелую лиственницу для нижних венцов и легкую ель для верхних. Получается красиво и крепко.

Тюрьма удивила Лыкова чистотой. Причем везде – не только в кухнях или лазарете, но и в казармах. Полы намыты, никаких миазмов, приятно пахнет хвоей… В камерах нет параш. Отхожие места вынесены на улицу и посыпаны изнутри хлоркой. Все бы хорошо, но вдруг Лыков заметил, что уборная одна – и для мужчин, и для женщин.

– Как же так, Федор Никифорович? – спросил он. Но смотритель отмахнулся:

– Еще я этим буду заниматься! И без того продохнуть некогда. Зато у меня в тюремной бане мужики и бабы моются розно, а у Бутакова в торговых – вместе. Что, конечно, способствует разврату…

Неприятно зацепила внимание Алексея и «кобыла» – скамья для порки. Широкая, с толстыми ножками, она стояла на видном месте, у входа в первую казарму. Рядом – бочка с березовыми прутьями, в палец толщиной и в полтора аршина длиной. Штатного палача у Ливина заведено не было, наказывали старосты. Они мелькали в каждой казарме: в жилетках, с напомаженными волосами, похожие на сельских кулаков. Лыков знал, что старосты всегда и майданщики, и первые обиратели тюрьмы. Но в Рыковском, похоже, их влияние было особенно сильным.

На телеграф и метеостанцию решили не заходить. Зато с особой любовью смотритель предъявил гостю каретный сарай и конюшню. У Федора Никифоровича оказалось пять экипажей! На все вкусы. Важные конюхи сновали с озабоченным видом, бесстрашно требовали от смотрителя каких-то редких подковных гвоздей, а тот слушал, записывал и обещал…

Нагулявшись, Алексей зашел к смотрителю попить чаю. Кабинет Ливина был уставлен шкатулками из наплывов[32], очень хорошей работы. На Сахалине вообще любят мастерить из наплывов – сыщик заметил это еще в Александровском посту. Видимо, приморский климат способствует появлению у деревьев этой болезни. Надворный советник похвалил шкатулку и тут же получил ее в подарок. Нагруженный ею, он отправился в казармы. Военные занимали целый квартал в центре селения. Уже хотелось есть, да и Ивана Збайкова тоже следовало пристроить.

Часовой на входе был предупрежден и сразу вызвал дневального. Тот отвел гостя в дом ротного командира. Сыщик нашел там всех: и Таубе с Бисиркиным, и Коврайского с Дуровым, и своего денщика. Как раз собирались ужинать. Ели то же, что и гарнизонные солдаты: щи с мясом и горох, заправленный салом. Купленную в Дербинском кэту убрали на ледник до завтра. Офицеры с Лыковым выпили по лафитничку водки и пошли в баню. Когда вернулись, уже стемнело. Дорога и здешние впечатления утомили путников, и они решили лечь спать.

Ванька Пан стелил хозяину постель, когда тот спросил наудачу, по наитию:

– Скажи, почему «иваны» охотно работают на Оноре?

– Там близко есть такие речки, называются Большой и Малый Лонгари.

– И что?

– А в них золото намывают.

Лыков встрепенулся.

– Какое еще золото?

– Известно какое. Самородное! Я у одного поселенца видал. Оно такими вроде как чешуйками. Грязное, невзрачное… Незнающий человек и не сообразит. То золото требует очистки. Но оно богатое, имеет подходящий выход!

– Значит, на Лонгари есть самородное золото?

– Есть, только надо знать места. Золото много где лежит, но помаленьку. Близ Малого Тымова встречается, но уже россыпное, в виде песку. На речках Бальзе и Монге находят, и по многим ручьям, что впадают в Тымь.