Я тут реже стал вспоминать Павла Афанасьевича. Некогда. За этим и ехал сюда. Добился чего хотел: новые беды вытесняют из головы старые. Все равно Павел Афанасьевич никуда не ушел, он всегда и со мной, и с тобой. Смотрит с небес, не теряет из виду. И это не зависит от того, насколько часто мы ставим ему свечки в храме.
Не затравили ли наши пузыри Кусако-Царапкина? Смотри, ты за это отвечаешь.
Завершая про медицинскую часть, сообщаю, что жена доктора П. (второго, доброго) начала было строить мне глазки. Ей около тридцати, стройная шатенка. Зовут докторшу Каролина Львовна. Я прозвал ее Львовица: навроде как и по отчеству, и в то же время с лестным намеком, что она светская львица. Барыне это очень понравилось и вошло в обиход. Поскольку ты далеко, а она здесь, рядом, я два дня серьезно обдумывал этот вопрос. И увы! должен был ей отказать. Наши отношения, так и не развернувшись, перешли в стадий упадка. В здешней маленькой деревне никакие тайные связи невозможны. Пришлось бы ездить во Владивосток, в меблирашки, да к тому же для конспирации на разных пароходах. А тут просто нет столько пароходов. Опять же, я опасаюсь ее мужа-итальянца. Говорят, они такие вспыльчивые, а этот еще всегда ходит со скальпелем. Мало ли что?
О военных. Ротный командир и поручик первой полуроты семейные. Книг там не читают, но хоть пьют по маленькой, не теряя облик. От чиновников держатся в стороне и довольно надменно. Но мой георгиевский крест и давняя любовь к армии подсобили: господа офицеры меня приняли. А может, просто узнали про нашу дружбу с их новым батальонным командиром и решили подлизаться. Словом, я иногда захожу к ним вечером. У капитана даже есть аристон, и он играет на нем «Среди долины ровныя». Завтра отправляюсь с ним и поручиком охотиться на кабаргу.
Еще я полюбил смотреть, как у тюрьмы меняется караул. Тут целый спектакль. К часовому у главных ворот подходят трое: старый разводящий, новый и сменный часовой. Два стрелка встают напротив, и между ними завязывается следующий разговор.
Старый часовой:
– Чего пришел?
Новый:
– Вас с часов сменить! (Обязательно на «вы»!)
Старый:
– Вот тебе честь и место: не спать, не дремать, фицерам честь давать; вот тебе две стены, ворота и будка: смотреть за порядком.
И уступает пост. Говорят, что когда караул меняется внутри, то перечисляют все подряд: лампу, замки с решетками… Кто придумал такой ритуал, не знаю – в уставе он не прописан. Видимо, сами солдаты. Еще линейцы всегда отдают мне честь. По закону не полагается: я не офицер, а чиновник тюремного ведомства. Ш. или Я-о никто и не думает козырять. Вероятно, это тоже делается в уважение к моему Георгию.
Кто у нас остался из высшего света? Чиновники с женами. По их малочисленности к свету относятся также и канцелярские служители, не имеющие чина. Всего набирается до двух десятков человек. Вот это и есть общество. Чиновники почти поголовно женаты. В холостяках лишь секретарь полицейского управления Ф-н да И-в, смотритель Пороантомари (ближайшего к Корсаковску селения). Люди все самые обыкновенные, каких много и в центральных губерниях. Только живут они словно помещики при крепостном праве. И не видят в том ничего незаконного. У того же И-ва прислуживает бывший архиерейский лакей, парий с манией величия. Он ходит по городу в черном сюртуке и белых подштанниках. И это никого не фраппирует. Такой вот, представь себе, свет. Даже храм, что стоит на площади: он выстроен на средства военных моряков и гарнизона. А чиновники не внесли ни копейки!
Ощущение своей избранности объединяет этих людей. Они ходят друг к другу в гости, как и доктора, но напиваются там бельвейна (здешнее прозвище водки). Есть и любовные драмы. Недавно бухгалтер полицейского управления увел жену у окружного землемера. А тот за это набил морду и ему, и ей. До генерала скандал доводить не стали. Я прочел нотации обоим мужчинам и отослал землемера в Тарайку, где строят дорогу. Он вернулся оттуда с молодой поселкой, и все успокоились.
Близко к чиновникам стоят три городских дельца. Самая крупная фигура – некто П-й, который заведует лавкой колонизационного фонда. Тащит в две руки! Когда-нибудь это кончится плохо. Но меня к тому времени на Сахалине уже не будет. Может коснуться генерала, ну да это его крест. Двое других представляют в Южном Сахалине германские торговые компании. Один скупает арестантские вещи, меняет их на японскую водку саки, продает ее в дальние селения и тем поправляет обороты. Второй просто мелкий купчик.
О ком забыл? О проститутках. На весь город Корсаковск только десять женщин свободного состояния (не считая акушерки И-вой). Все десять торгуют телом. Еще около сотни каторжных баб и поселок составляют им конкуренцию. Наш округ в принципе обходят женским полом. Почему-то так повелось издавна. На всем Сахалине этот товар в недодаче, но у нас особенно беда. А если кого и пришлют, их разбирают надзиратели. До поселенцев вообще ничего не доходит. Собираюсь устроить по этому поводу бузу. Генерал знает, но ничего не делает.