Мертвый остров

Теперь, кажется, я все тебе рассказал. Завтра придет корабль, и я отдам туда эту закрытку. Десятый час, скоро стемнеет. Нам с Калиной пора на прогулку. Мы каждый вечер спускаемся с горы вниз, окунуть сапоги в пролив Лаперуза. Перед воротами тюрьмы в это время толпятся вернувшиеся с работ каторжные, их долго обыскивают. Затем мы слышим снизу, как они молятся перед вечерней поверкой. Сами же стоим возле скелета кита, выброшенного морем, тихо беседуем. Сахалин с юга огибает ветвь теплого течения Куро-Сиво, и у воды не очень холодно. Когда же нас продерет «цыганский пот»[54], мы подымаемся обратно в гору. С Калиной Аггеевичем всегда интересно общаться. Достойный человек. Он ходит теперь со мной повсюду, особенно по ночам. Я смеюсь, что он блюдет, как бы твой супруг не пошел налево. Но Г. упрямый и не отстает. Хотел бы я когда-нибудь вас друг с другом познакомить.

Скоро должен приехать барон Витька, и станет веселее. Он уже проинспектировал три роты из четырех, осталась только моя, корсаковская.

Как ведут себя два господина без определенных занятий? Поцелуй их от меня крепко-крепко. Я вернусь в октябре, во второй половине. Как там животик? Не готовит ли кто из него досрочный побег? Надеюсь, все произойдет вовремя, когда мы уже снова будем вместе.

Король Южного Сахалина и кавалер

Лыков Первый».

«Ваше Императорское Величество!

Прошу простить меня за дерзость, с которой я обременяю Ваше Августейшее внимание. Но милость Российского Самодержца – единственная надежда.

В Корсаковской каторжной тюрьме, что на острове Сахалин, отбывает наказание Калина Голунов. Это бывший старший унтер-офицер 161-го Александропольского пехотного полка. Будучи начальником отделения пешей разведки, он в войне с турками заслужил три отличия: два Знака Военного ордена и штыковую рану. Я был тогда под его началом вольноопределяющимся. Голунов – из лучших образцов русского солдата. Но, выйдя в отставку, он совершил тяжелую ошибку: спутался с контрабандистами. Ошибка усугубилась несчастным случаем, когда погиб солдат пограничной стражи. Лично на Голунове русской крови нет, но все участники дела были осуждены судом в каторгу по первому разряду. А мой бывший командир потом еще с отчаяния сбежал и стал рецидивистом.

Ваше Величество! Заслуженный воин, кровью доказавший преданность Престолу и России, уже понес тяжкое наказание. Более пяти лет он провел в кандалах. Голунов не является закоренелым преступником, попал на Сахалин по трагическому стечению обстоятельств и раскаивается в совершенной им осечке. Наши законы не признают ни прежних заслуг, ни раскаяния. Но есть Царская милость. Припадаю к стопам Вашего Императорского Величества с просьбой проявить ее к несчастному Калине Голунову.

Вашего Величества верноподданный

надворный советник Алексей Лыков.

Корсаковский пост, Сахалин, 27 июня 1889 года».

Глава 11 Засада

Административные будни Лыкова были прерваны важным сообщением. Вечером к нему в дом явился некий Фунтиков. Писарь из тюремной канцелярии, в прошлом московский околоточный. На каторгу попал за растление несовершеннолетней. Шелькинг, сам бывший полицейский, поставил его на ваканцию. Неприятный, с бегающими глазами и вкрадчивым голосом, Фунтиков угождал всем: и начальству, и каторге. Последней, конечно, очень избирательно. «Иваны», майданщики, старосты и некоторые подстаросты решали через писаря свои дела.

И вот вдруг Фунтиков пришел к Лыкову и заявил:

– Ваше высокоблагородие! Я вызнал, куда японцы тымских беглых спрятали!

Алексей не поверил своим ушам.

– А откуда ты знаешь, что я их ищу?

– Так все знают, как вы за ними до моря гнались. Ванька Пан рассказал.

– Ну, гнался… А что ищу?

– Это, ваше высокоблагородие, мой умственный вывод. Потому, господин Эффенбах много про вас рассказывал, а я запомнил.

Эффенбах был в свое время начальником московской сыскной полиции. И по службе встречался с Лыковым. Но откровенничать с околоточными, да еще такими…

– И что он рассказывал?

– Что вы всякое дело до конца доводите. Я и рассудил: не мог такой человек свою амбицию спрятать. Гнался, а не догнал! Не иначе, надо быть, хочет их у себя в округе сыскать.

– Почему у себя в округе? Тех беглецов уж и след простыл. Давно в Японии.

– Я, ваше высокоблагородие, достоверно знаю, что шайка тымовских здесь. А прячется она в Мауке, на капустных промыслах.

Надворный советник подошел к карте, отыскал Мауку.

– Это ж западное побережье! Как они туда попали, если бежали с восточного? Ты мне не врешь, случаем?

– Беглых, ваше высокоблагородие, японские рыбаки высадили вот тута, в устье речки Аянки. Те по дороге дошли до Сиянцев… виноват, до селения Галкино-Врасское. А дальше через Малое Такоэ пробрались в верховья Лютоги. Там уж рукой подать.

– Выходит, каторжники сто пятьдесят верст топали по главной дороге, а сюда никто о том не сообщил?

Фунтиков захлопал бараньими глазами.

– Так… кому сообщать-то? Они велели помалкивать. Знамо дело… Там одни «иваны», они голову отрежут.

– А ты чего же не боишься?