Мертвый сезон. Мертвая река

Люк никогда не видел такого сильного мальчика, и мгновение спустя они оказались лицом к лицу. Лицо было таким грязным, что грязь казалась частью его самого.

Дыхание мальчика было горячим и вонючим, и он улыбался. Люк увидел безумные глаза и искривленные коричнево-черные зубы.

Мальчик отпустил его запястье и обнял за плечи. Затем он огляделся по сторонам, посмотрел наверх – и Люк понял, что он намеревается сделать: вскарабкаться по его телу наверх, на настил, а оттуда еще выше, на само дерево, чтобы затем перебраться на одно из соседних деревьев, потом еще на одно и так дальше… С учетом окружавшей их темноты подобное представлялось вполне возможным, и полицейские, скорее всего, так ничего бы и не заметили.

В следующую секунду Люк услышал плач Мелиссы и подумал: «А что, если он возьмет с собой Мелиссу и станет прикрываться ею, чтобы полицейские не стреляли? И что будет, если после этого он все же сорвется вниз?»

Как только хватка на плечах ослабла, Люка охватил приступ жгучей ненависти. Даже не к парню с безумной улыбкой, а ко всем вроде него – к самой окружавшей среде, запросто вредившей хорошим людям.

Он отвел руку назад и со всей силы ударил Зайцу локтем по ребрам.

Парень вскрикнул, явно не ожидая атаки.

Всплеснул руками – на лице его наконец-то отразилась растерянность, вытеснив эту прилипшую навек ухмылку.

И полетел вниз. Точно ракета. Если не быстрее.

Люк не стал смотреть. Ему не требовалось проверять, расшибся парень или нет – это можно было определить по одному звуку.

Звук был такой же, как у людей, падающих со скал.

Ему не понравился этот звук. Но и не испугал. Больше его такие вещи не пугали.

Его ноги дрожали, но он справился еще с двумя ступеньками к Мелиссе, а потом просто сел рядом, дрожа и тяжело дыша, и постепенно снова почувствовал себя хорошо и подумал: «Я действительно сделал все как надо, я помог ей, я, может, даже спас ее». В самом деле, он чувствовал себя довольно хорошо, позволяя Мелиссе держаться за его палец, пока не пришел полицейский и не забрал их оттуда.

Мелисса улыбалась полицейскому всю дорогу.

«Было бы здорово, – подумал Люк, спускаясь по лестнице, – если бы у мамы когда-нибудь родился еще ребенок. Такой, как Мелисса.

Кто знает. Может, она встретит какого-нибудь хорошего парня.

«Было бы здорово», – подумал он.

Ну а если и не получится, тоже ничего страшного.

Было приятно осознавать, что на самом деле это все не так уж и важно.

Эпилог 13 мая 1992 года

9:45

Питерсу приснилось, что они с Мэри прыгнули с пирса в море. Они держались за руки. Они были обнажены, и их тела были двадцатилетними, гладкими и упругими. Солнце пригревало. Они убегали от кого-то или от чего-то, чего они не то чтобы боялись, но что их беспокоило, и именно поэтому они нырнули в море.

Они проплыли по мягким волнам вокруг небольшого мыса, нащупали под ногами песок и, снова держась за руки, начали выходить из воды.

Внезапно пляж превратился в городские улицы, и Мэри поняла, что она голая. Люди, как обычно, занимались своими делами, не пялясь на нее, но Мэри была скромнягой, и Питерс понимал, что ей неудобно бегать по городу такой, какой ее создал Бог. Он пожалел, что оставил их одежду. У них даже не было денег, чтобы купить что-нибудь.

Он решил проблему, остановившись, повернувшись к Мэри и обняв ее.

– Теперь они ничего не видят, – сказал он.

Она рассмеялась:

– Джордж! Мы стоим посреди улицы.

– В том-то и дело, – сказал он. – Если мы простоим здесь достаточно долго, кто-то заметит, какие мы хорошие люди и как мы любим друг друга, и в конце концов купит нам какую-нибудь одежду. Верно?

– Убедил, – сказала она и обняла его в ответ.

– Рано или поздно добрые дела случаются, – сказал он.

И проснулся.

Он увидел покрывала на своей кровати и свое тело, лежащее под ними, и понял, что может двигать руками. На мгновение он пришел в изумление.

Он увидел больничную палату и цветы. И людей у его постели.

Вот женщина с забинтованной головой, в кресле. Кормящая грудью хорошенького малыша. Его рука – в руке у другой женщины, сидевшей рядом на кровати. На женщине был такой же светло-голубой больничный халат, как и на нем, но она улыбалась ему, первой заметив, что Питерс проснулся.

И мальчик, одетый в джинсы и футболку, стоящий у окна и любующийся солнечным светом, – мальчик повернулся, взглянул на Питерса и тоже улыбнулся.

Когда все эти незнакомцы окружили его, Питерсу ужасно захотелось улыбнуться им в ответ. И вдруг он вспомнил. Посмотрел на мальчика с пляжа – и вспомнил.

И улыбнулся.

Черт возьми, они не были для него незнакомцами.

Кем угодно, но – не незнакомцами.

– Как у меня дела? – спросил он.