— Точно с детства. Хотя-а-а… — Тэйт сделал вид, что задумался. — В детстве меня немало лупили. По голове в том числе.
Элинор после этих слов мгновенно расхотелось смеяться. Она пораженно распахнула глаза и даже приподнялась на локте, чтобы видеть его лицо.
— Родители?
Грегори закатил глаза.
— Нет, конечно. Старшие сестры.
— Девочки? — не поверила Эль.
А его улыбка вдруг изменилась, стала более сдержанной, но в то же время теплой, с какой говорят только об очень близких людях.
— На тот момент уже девушки. У нас большая разница в возрасте, а у меня язык без костей.
Да уж, что есть, то есть.
— Скучаешь? — понимающе спросила Элинор.
Тэйт тут же скорчил рожицу, привычно пряча за колкостями настоящие чувства.
— Только когда в принципе вспоминаю об их существовании.
Вот же… вредина!
Она шутливо толкнула его в грудь. А он, зараза такая, откатился от нее, будто его отбросило мощным ударом, и улегся на спину.
Эль фыркнула, мол, подумаешь, и, сама подвинувшись, устроилась головой на его плече. Он усмехнулся и обнял ее, притягивая ближе.
— Где они сейчас? — спросила она, снова расслабляясь в его объятиях.
Плечо под ней вздрогнуло, надо понимать, изображая пожатие.
— Дома с семьями.
— В столице?
— Почти. В Столичном округе.
— Ты уже, наверное, давно дядюшка?
Эль вдруг отчетливо увидела Тэйта в окружении целой толпы малолетних племянников. Почему-то в ее воображении они облепили его, как репей, и пытались откусить уши. Она улыбнулась, представив себе эту картину.
А Грег тем временем усмехнулся:
— Дядюшка, как же… Я уже давно двоюродный дедушка.
Эль пораженно моргнула, осмысливая эту информацию и пытаясь навскидку прикинуть, кому сколько должно быть в таком случае лет. И, запутавшись в цифрах, даже села, торопливо выбравшись из-под его руки.
— Ты шутишь, да?
Однако Тэйт все еще ехидно улыбался, но точно не врал.
— Моей старшей сестре уже сорок, — объяснил. — Ее дочери двадцать, а внуку скоро будет два. Так что не шучу. Но дед из меня так себе: сына племянницы я ни разу даже не видел.
Между его бровей вдруг залегла морщинка, и Эль с досадой прикусила губу.
Вот же черт, спросила на свою голову! Ничего удивительного, что Тэйт не навещал ребенка, появившегося на свет незадолго до того рокового пожара. И не нужно уметь читать мысли, чтобы понять, что о нем-то он сейчас и подумал. О пожаре, конечно, не о малыше.
Не придумав ничего лучше, Элинор злорадно усмехнулась и под направленным на нее удивленным взглядом ткнула Грега пальцем в грудь.
— Ну, а что? Вылитый дед, вечно ворчишь…
Метод отвлечения внимания сработал: она даже не договорила. Грегори мстительно сощурился и, вдруг резко вскочив, повалил ее на постель. Навалился сверху и поцеловал так, что у нее перехватило дыхание.
— Ну, а у тебя, — поинтересовался он, прервав поцелуй и приподнявшись на локтях, чтобы заглянуть ей в глаза, — есть братья или сестры?
Эль скорчила обиженно-разочарованную физиономию, без слов говоря: «Начал целоваться — так продолжай». Но Тэйт ждал, и пришлось все-таки ответить:
— Брат и сестра. Только взрослая у нас я, — при этих словах она не забыла гордо вздернуть нос, — а они еще совсем малявки.
Ее провокация сработала именно так, как Эль и рассчитывала.
— Взрослая, как же… — проворчал Тэйт.
В яблочко! Она знала, что он так скажет. И знала, что сама скажет и сделает в ответ.
Поэтому, следуя своему «коварному» и вместе с тем очевидному плану, Элинор притянула Грегори к себе за шею и на сей раз поцеловала первой.
— Сейчас покажу тебе, какая я взрослая, — прошептала многообещающе уже между поцелуями.
Стоит ли говорить, что и ему этот план пришел по душе?..
Глава 39
Мэйв как преступницу должны были хоронить за оградой примского кладбища. Однако проблема заключалась в том, что защита магического купола на территорию, лежащую за оградой, не распространялась.
Прим — город-курорт, город-рай. Здесь отсутствовали даже судебные органы: сыск и стража ловили преступников (причем в большинстве своем это были воры и мошенники, а не убийцы, заслуживающие смертной казни) и отправлял их морем в соседний город-порт, расположенный в дне пути отсюда. Вот там уже были и суд, и тюрьма, и специальное место за оградой погоста, где по закону требовалось хоронить казненных или скончавшихся во время отбывания срока заключения преступников.
Везти же Мэйв в другой город только ради того, чтобы похоронить, не имело ни малейшего смысла. Но и на территории кладбища копать для нее могилу было нельзя — закон един для всех. А учитывая то, что покойную официально признали главной и, собственно, единственной маньячкой, орудующей в Приме, о снисхождении не могло идти и речи. Того и гляди, возмущенные горожане растревожат место ее погребения, если сочтут оскорбительным то, что преступницу положили рядом с их почившими родными. А они сочтут.
Поэтому тело Мэйв продолжало ждать своего часа в холодильном шкафу в подвале морга, а Эль должна была в ближайшие дни установить защиту участка, необходимого для организации похорон.