Мертвый среди живых

Но сейчас копии у полиции, и Уэнделл не издает ни звука. Всегда улыбающийся Ричи больше не улыбается. Красивое лицо как будто свело судорогой. Кажется, что глаза сдвинулись к переносице, а рот превратился в кружочек, маленькое «о» размером с пулевое отверстие. Чернота зрачков, похоже, заполнила белки. А тело, кажется, вот-вот взорвется. Малейший шум, даже намек на лживый ответ или секундная потеря контроля над собой, и Ричи бросается в бой.

— Где еще, Уэнделл? Где еще ты поставил микрофоны?

— В своей машине.

Ричи не выдерживает. Он бьет Уэнделла в лицо так сильно, что шея дергается назад, а боль одновременно пронизывает позвоночник и верхнюю часть туловища от самой раны. Его нервы не выдерживают боль. Сила этой муки переходит все границы, и Уэнделлу кажется, что от нее разлетится в пыль кирпичная кладка, взорвутся лампы и снесет крышу.

— Пойду отлить, — сообщает напарник Ричи.

Ричи едва не кричит от бешенства. Он знает, что еще нельзя трогать Уэнделла, но ничего не может с собой поделать.

— Я привел тебя! — орет Ричи. — Я был твоим другом. И меня теперь обвиняют. Меня!

— Убей меня, — говорит Уэнделл.

— Так и будет.

— Прямо сейчас, — произносит с мольбой Уэнделл.

— После того как все расскажешь, кусок дерьма.

То же самое было шесть лет назад — словно между избиениями не прошло ни секунды. Следующий удар Ричи приходится в живот, рядом с раной. Его крик отражается арматурой и стенами уборной, и звук, превратившись во что-то вязкое, течет и брызжет на пол разрозненными частицами.

— Что у тебя есть на Роберта Приста?

— Ничего.

— Не ври, Уэнделл. — Лицо Ричи теперь кажется изломанным — мешанина из кусочков мозаики вроде живописи кубистов.

— Я пытался, но… так ничего… и не нашел.

— Как ты разыскал Габриэль Вьера? В бытовке о ней никогда не говорили. Никто даже и не знал ее имени.

Дыра в легких Уэнделла, должно быть, увеличивается, потому что теперь не важна глубина вдоха — воздух как будто и вовсе не попадает в тело. В голове возникает легкость и растекается вниз. Кончики пальцев немеют, а пол делается все холоднее.

Ответ Уэнделла еле слышен, он что-то шепчет, и Ричи вынужден наклониться ближе.

— Снимки.

На долю секунды он мельком вспоминает. Это не сознательное усилие, а почти галлюцинация. Найти ее было самым трудным. Но статья о Прайсе в «Знатоке вин» подсказала ответ — тот хвастался своими городскими контактами и тем, что он иногда нанимал проституток и воришек для расследований.

Уэнделл мысленно переносится в Семьдесят восьмой участок Бруклина и вспоминает, как он дурачил тамошних детективов, заявляя, что в баре его обокрала какая-то девица.

— Можно взглянуть на снимки? — спросил он детективов.

— А почему нет? Но их примерно пятьдесят тысяч, — ответил скучающий детектив-скептик.

Но усердие победило, также как Линдберг, Серпико и Наст. Он нашел ее две недели спустя в компьютерном файле, когда, прокручивая картинки, подошел к букве В.

— Бесполезно, — соврал он детективу.

— Держись подальше от шлюх, — посоветовал тот.

Боль возвращает Уэнделла в настоящее, и он видит, что у них с Ричи перспективы примерно одинаковые. Сегодня ночью голос Ричи будет передаваться по всем радиостанциям, если уже не передается. Ричи может делать здесь все, что ему заблагорассудится, но это никак не изменит его судьбу. Думать все труднее, но Уэнделла удивляет, что Ричи все-таки остался в городе. Или выбор сделали за него? Что, если его напарник не только помогает следить за Уэнделлом, но и присматривает за обреченным Ричи?

Так или иначе, бледный мужчина ушел в кабинку и стоит спиной к Уэнделлу в ожидании струи.

— Чертова простата, — говорит он через плечо. — Ни помочиться, ни потрахаться, ни наклониться.

— Уэнделл?

— Чт…

От боли освещение кажется более тусклым, а Уэнделл косится в сторону, потому что видит, как в туалете прибавилось людей, но не может разобрать лиц. Позади Уэнделла в углу стоят школьники. Они пятятся и выглядят как силуэты за просвечивающей занавеской, да и есть ли кто-нибудь там вообще?

— На что ты там смотришь? — оборачиваясь, спрашивает Ричи.

— Разве ты их не видишь?

— Хватит капать мне на мозги, дружбан.

Ричи хватает Уэнделла, боль усиливается, и Уэнделл слышит крик. Кто-то умоляет Ричи убрать руки, остановиться.

Потом раздается другой крик — Уэнделл знает этот голос. Знает… по пленкам? по записям в бытовке?

— Стоять! Полиция!

Шестью минутами раньше — в 23.57 — Воорт входит в парк через ворота на Восемьдесят третьей улице, которые указал консьерж. В поле зрения никого, но имеется по меньшей мере шесть возможных направлений, куда те трое могли скрыться.

Он вынимает из кобуры «ЗИГ-зауэр» и шлепает по лужам. Город пропал за сеткой ливня, который хлещет так, как будто это Индонезия, а не Нью-Йорк. Или Заир, или Амазонка. Теплый сплошной ливень, кажется, вытесняет воздух. Земля под ногами превращается в океан. Вода хлещет по вязам, водопадом стекает с листьев и несется по склону холма, захлестывая ботинки Воорта. Размытая ливнем земля хлюпает под ногами, когда он сходит с тропы и пробирается в лесистую часть парка.