Мертвый узел

Все прощались молча, без надрывных речей. Небесный свинец навис над нами так низко, что казалось вот-вот обрушится на землю ужасным ливнем. Я упорно избегала глазами Кэри и, кажется, всю руку Алисии уже расцарапала от напряжения. Мир словно замер, только ледяной, совсем не летний ветер, приводил в чувство.

Ланкмиллер опустился перед гробом и осторожно поцеловал Элен в лоб. Я не видела его лица и не хотела видеть. Кто-то из нас двоих, даже неважно кто, заслуживал быть там гораздо больше, лежать бездыханным остатком себя, выцветшей оболочкой. Он должен был знать это. Ланкмиллер должен был знать. Думать об этом так много и долго, чтобы мысли вскрывали черепную коробку, не давая дышать.

Кэри поднялся на ноги и отошел в сторону. На этом тихая прощальная церемония закончилась. За моей спиной послышались приглушенные всхлипывания: Алисия беспомощно уткнулась в мое плечо. Она была единственным человеком, который оплакивал Райт. Остальные держались молча.

Могильщики принялись за работу. Образовавшийся вскоре холмик оказался сразу же полностью закрыт венками из полевых цветов, белых и синих. Его последний подарок ей.

Доктор Фолиан приблизился и что-то сказал Ланкмиллеру на ухо. Я совершенно уверена была, что мучитель не услышал, но все равно кивнул спустя несколько мгновений, и тогда Ричард последовал примеру могильщиков, незаметно исчезнув с кладбища. Я его понимала, он проницательный человек и хорошо знает, что Кэри сейчас не особо слушает кого-то, а все соболезнования – формальность.

Феликс стоял рядом с нами и, видимо, подбирал слова. Может, не знал, как начать, но эта проблема решилась сама собой. Едва Нейгауз приблизился к мучителю, тот медленно поднял голову.

– На кого я похож сейчас, скажи мне, – рассеянно спросил он, глядя вроде и на Феликса, а вроде и сквозь; и голос хриплый, глухой от боли, но не утративший своей до костей пронзительной глубины. – Вроде живой, а кажется, тоже умер. Хожу, думаю, разговариваю – все просто по инерции.

Не знаю, насколько выражение Ланкмиллера было образным, но выглядел он точно как труп. С этим своим жутким взглядом в никуда.

– Все, что я могу сказать сейчас, ты знаешь и сам, – Феликс ответил совсем негромко, кладбищенская тишина почти сразу поглотила его слова, схлопнулась над ними, допуская до нас только обрывки реплик. О том, что с возрастом хуже и нужно время. О том, что остаются вещи, которые можно исправить, жить дальше.

Слова как пустые сосуды, внутри только воздух и темнота. Гулкий звук без порождения смысла – такими они доходили до Кэри, судя по его лицу. Разговор подошел к концу, они обнялись, и Нейгауз быстрым шагом направился к дому, исчез в дверях.

Всхлипывающей Алисии было не до успокоительных речей, ее саму бы кто успокоил, поэтому она потянула меня за руку вслед за Феликсом и уставилась непонимающим взглядом, когда я помотала головой.

– Как знаешь, – порывисто вздохнула Лис. – Только недолго. Ему нужно будет одному остаться потом…

Может, она подумала, что у меня были для Кэри какие-то особенные слова. Но у меня не было ничего. Ни для Ланкмиллера, ни для кого бы то ни было еще. И он сам в этом виноват, это он выпотрошил из меня все, что было во мне живым, без наркоза и церемоний. Однако я почему-то осталась стоять на холодном ветру, обнимая себя руками.

Дверь за Алисией уже давно захлопнулась, а я так и продолжала мяться на одном месте, не решаясь даже напомнить о своем существовании, пока он сам не заметил.

– Ты что-то хотела? – даже обернулся ко мне, надо же.

– Нет, ничего, – кулаки, сжатые до посинения.

Кэри преодолел разделявшие нас два шага и прислонился своим лбом к моему. Сердце сдавило, словно в тисках, и я чуть не взвыла от почти что физической боли. Да после того, что он со мной сделал, остается только одно место, куда он может засунуть все свои нежности.

Ланкмиллер прикрыл глаза и тут же возвратил свое хваленое самообладание.

– Иди в дом, ветер нечеловеческий.

Я тоскливо поплелась к двери, спотыкаясь о каждый камень и с детской растерянностью недоумевая, куда теперь девать эту агонию в грудной клетке.

Дом Ланкмиллеров впал в какое-то тяжелое сумрачное оцепенение. Может, это дополнялось еще и тем, что он опустел. Вместе с исчезновением наложниц значительную долю прислуги тоже отчасти распустили, отчасти продали.

Из всего дома о моем существовании помнила только Алисия. Она даже притащила ко мне в спальню целую коробку медикаментов в твердом намерении следовать рецепту, что выписал доктор Фолиан. Он разработал целую систему лечения, в общем и целом направленную на то, чтобы от ланкмиллерского наказания на мне не осталось шрамов. Я не питала особого энтузиазма по отношению к этой затее. Видимые или нет, они все равно остались бы.

Лис не стала слушать ничего из этого. Она исправно пытала меня всеми медицинскими мероприятиями строго по два раза в день, как и положено по вескому слову Ричарда.