Мертвый узел

– Шея, – Ланкмиллер с хитрым прищуром наблюдал за мной.

Что-то не тянет сомневаться, этот лис догадывался, что правила мне известны. Я, высвободив руку, потянулась было к нему, но не рассчитала силенок. Пришлось просить:

– Наклонись, пожалуйста.

Кэри услужливо выполнил просьбу, подставляясь под поцелуй. Он был совсем недавно после душа, и от кожи пахло еще шампунем, а сквозь аромат бергамота и хвои пробивался его собственный запах, очень-очень знакомый. Я ткнулась носом в шею, вдыхая. Да, мы же тут вроде как играем… Едва коснулась губами кожи и сразу же отпрянула, чтобы секундой позже целовать его совсем иначе, жадно и трепетно, обнимая его, судорожно хватаясь за расстегнутую рубашку. Кислород обжигает уже в гортани, я глотаю его еще раз, прежде чем переместиться от шеи к губам, хотя это вроде как не по правилам.

Я не оставила мучителю шанса возразить, затыкая рот поцелуем, против которого он не слишком-то бунтовал.

Только когда стала совсем отключаться от реальности, Ланкмиллер за плечи отстранил меня, пытаясь сообразить, что происходит.

Я подняла на него затуманенные виноватые глаза, терзая нижнюю губу клыками, изо всех сил пытаясь дышать нормально.

– О-о-о, мне знаком этот взгляд, – ухмыльнулся Кэри и сразу ясно стало, он понял, он вообще все прочитал и понял, утверждая это словами. – Ничего страшного, птенчик мой, это все поправимо, – великодушно сообщили мне, подталкивая к кровати.

– Докатились, он у меня недотрах диагностирует, – сквозь стиснутые зубы прошипела я, вымещая зло на его рубашке, дергая пуговицы так, что они чуть ли не отрывались.

Хотела сделать больно и вдруг начала ласкаться.

Ланкмиллер целовал, уже ни о чем не спрашивая, куда придется, освобождая меня от своей рубашки неровными пружинистыми движениями. Он не позволил, чтобы в этой игре мы чересчур быстро подошли к финалу. Было еще много прикосновений: висок, ключица, внутренняя сторона бедра.

Я злилась на Кэри, за то, что он целует так, что вскипает кожа, за то, что не дает в порядок голову привести в промежутках, за то, что все это игры у него.

Он вдруг замер, и я только успела найти взглядом его лицо, как воздух сделался расплавленной патокой, и я выгнулась, комкая в кулаке простыню. С ума сойти можно – одно плавное движение бедер способно сделать со мной такое. Безнадежно пропадая в этих ощущениях, я инстинктивно подалась навстречу.

Пришлось переждать некоторое время, пока все улеглось, и мы оба смогли хотя бы дыхание восстановить. Ланкмиллер не отпускал меня, почти сразу же сгреб в охапку, и оттого отдышаться мне в этой мертвой хватке было намного труднее.

– Что ж ты дрожишь-то так, – пробормотал Кэри, поглаживая меня по волосам.

– Прости, – я еще глубже закопалась носом в подушки, не очень понимая, за что извиняюсь.

Кэри, видимо, тоже не понял. Он тяжело вздохнул, притискивая меня еще ближе, хотя уже, казалось бы, некуда, и дрожь постепенно унялась.

Неясный тяжелый сон, пахнущий сигаретным дымом и виноградом. Я стою в ланкмиллерском кабинете, и дверь его чуть приоткрыта. Там, в коридоре второго этажа можно увидеть Кэри. Он чем-то недоволен, насуплен. Спорит с кем-то, кого нельзя увидеть в небольшую щелку, но голос его кажется мне знакомым.

Когда я проснулась, мучителя в спальне уже не было. Я еще недолго грелась в его кровати, соображая, сколько времени прошло после богатой на события ночи и такого же веселенького утра. Собираясь с мыслями, все никак не могла отделаться от запаха синего винограда. Сон оставил неприятное липкое впечатление, заставляющее хмуриться. С каких пор этот мудак Ланкмиллер мне снится.

Внезапно появившаяся мысль, мучительно отчетливая, подкинула в кровати, и я рывком села, цепляясь за краешек одеяла.

«Это был не сон».

Сразу вдруг вспомнился Марко и его идиотские слова, его невозможное «не просто так», отдающее эхом в черепной коробке. Какого дьявола оно значит? Ланкмиллер мне врет, не собирается отпускать? Да может, это просто очередные уловки: Бьянки не знал, как еще извернуться, чтоб затащить меня вновь на те же грабли? Может, я просто накручиваю себя, и у меня уже окончательно сдают нервы.

Чуть успокоившись и приведя внешний вид в порядок, я тихонько выскользнула из спальни. Ланкмиллер наверняка уехал, куда он там собирался, а мне хотелось спросить его напрямую, значат ли что-то слова, которым я поначалу и вовсе не придала значения.

Вопреки ожиданиям, Кэри обнаружился в собственном же кабинете: он разбирался с бумагами и пил кофе – аромат стоял умопомрачительный. Я вздохнула и с едва слышным «доброе утро» закрыла дверь за своей спиной.

– Доброе, – без особой радости отозвался мучитель, – как спалось?

– Ты… ты опять обманываешь меня, да? Ты ведь меня отпустишь? – прозвучало несчастно и глупо.

Я мысленно отвесила себе затрещину. Кэри, стоявший вполборота, развернулся ко мне лицом и от- ветил:

– Я уже отправил прошения в «Зуб» на все необходимые документы. Как только они придут, я сразу же подпишу, и ты сможешь гулять на все четыре стороны. Мы прояснили?

Прояснили. Ни черта мы не прояснили.