Мертвый узел

И этот совершенно чужой и малознакомый человек меня успокаивал. Тихо гладил по волосам, баюкал, прижимая к себе, и как-то это все постепенно стало чуть более нежным, чем полагалось для возникшей ситуации. Он понял это первым и отпрянул даже чуть более резко, чем полагалось.

А мне еще тогда следовало как следует испугаться и сбежать очень-очень далеко. Но я этого не сделала.

Я ничего не сделала, чтобы себя спасти.

– Мне пятый десяток уже, тебе всего лишь пятнадцать…

Всему побережью было прекрасно известно, что его это не останавливало никогда. Просто он тоже умеет кормить людей отговорками.

Я сникла.

– И ты тоже меня отталкиваешь…

Хотя Веста судить за это было бы верхом несправедливости – он ведь ничего мне не должен. Но именно Вест мягко притянул меня поближе и тихо вздохнул в макушку:

– Глупостей не мели.

* * *

А потом мы напились. Я – быстро и основательно, Вест – медленно и методически.

Может, все дело было в алкоголе, который так быстро ударил в голову. Может, прикосновения чужих губ, оставлявших после себя ожоги, отняли способность трезво мыслить, но мне не хватило ума отпрянуть. Отпрянуть, оттолкнуть, уйти куда-нибудь в конце концов. Просто исчезнуть отсюда.

Я порывисто втянула воздух и приоткрыла губы, подставляясь.

Мы целовались так, как будто влюблены были без памяти. И мысли о том, что это все неправильно, что мимолетно до смешного, только разжигали внутри пугающий неумолимый пожар, вынуждая меня льнуть ближе, а его – притискивать, вдыхая запах моих волос. С головой затапливали тепло и дрожь.

Завтра это все кончится, растает, как мираж, словно ничего и не было. Но это случится завтра. Сейчас мне по телу до кончиков пальцев будто пускают ток, и лучшей смерти придумать сложно.

* * *

Конечно же, я сбежала. Снова. Едва на утро пришла в себя и поняла, что произошло, не дожидаясь «извини, так получилось» и «тебе сейчас нужно уйти», и мутных, слегка виноватых глаз, и прочих прелестей. Проверенным способом, через окно ланкмиллерского поместья, чтобы не видеть его и не слышать больше никогда, чтобы от души со злости пинать бордюры и орать о том, какая же я все-таки дура.

Все стало только хуже со временем. Исчезали с улиц уже и те бездомные, которых никогда не было в списках «Зуба». Совсем не по паре человек, как раньше. Все равно их никто не хватится.

– Мы были в доках, – Джина утерла грязь со щеки и снова уставилась на меня. – Там они нас и нашли. Спустили собак, всех переловили за считаные минуты. Я в углу сидела за ящиками, а там такая вонь, что ни один пес не сунется. Они работают на Ланкмиллеров и на «Зуб». Точнее, заправляют всем этим первые, а перепродают вторым. Как будто денег мало от своих кораблей. Ты заметила, что нам и пяти монеток для счастья хватает, а они идут на такое, хотя в жизни ни разу не голодали?

– Заметила, Джи. Почему Ланкмиллер… – Я огромным судорожным усилием вытолкнула воздух из груди, потому что, кажется, он там застрял.

Вест не святой, ясное дело, но почему все именно так должно было выйти? Значит, это от его рук мы… Тоже мне, помощничек, добродетель. Не соображая, куда вообще деть всю эту боль, я тихо сползла на пол старого сарая, пытаясь сдерживать идиотские поскуливания.

– Это точно? – уже оттуда придушенно спросила я.

– Они говорили между собой о женщине. О госпоже Ланкмиллер. Мол, она им головы пооткручивает, если недостача будет. Заведует ими. Тут большого ума не надо, что чтобы догадаться, что к чему.

Госпожа?..

Я уставилась на Джину с несчастным видом, с этим горьким «ну, добей меня уже» на лице.

Как водится, это было бы слишком гуманно.

* * *

Я мялась, стоя на ланкмиллерском пороге, смятенная и смурная, заранее прокручивая в голове все, что нужно было сейчас сказать. Охрана его меня пропустила за ворота, видно, он же и приказал, если вдруг. Я стояла на ветру и ждала, пока, въехав мне по носу, откроется дверь.

– Розмари, – на пороге наконец появился сам Вест, встрепанный, усталый и удивленный.

Совсем близко, в шаге от меня. Руку протяни – дотронешься.

– Я люблю тебя, – вдруг выпалила я, конченая, вместо всей заготовленной речи, и сама же испугалась до смерти.

Просто я знала, что после столь пламенного нежданного признания, он меня либо втянет внутрь, либо выставит за порог. И это мгновение, пока он стоял, ошарашенный, в дверном проеме, было самым жутким, наверное, самым промораживающим.

Потом меня за шкирку практически затащили в дом, вжали в чужую грудную клетку, пригладили по голове, дурную, жалкую, замерзшую, мешающую проклятья со словами признания.

Вест стоял рядом, обнимал, а я все еще беспомощно льнула к нему и бормотала испуганно, будто оправдываясь:

– Когда это успело произойти? Мы знакомы всего ничего, не больше нескольких суток.

Он говорил, что все в порядке. Что так обычно и происходит. Он говорил, а голос его дрожал из-за перебитого дыхания.

* * *

– В общем, вот так дела обстоят. Ты знал?