Мертвый узел

Я вывалила ему все, когда успокоилась. От начала и до конца. Всю жизнь с тех пор, как помню себя и до рассказа о доках. Я ради него и пришла к Ланкмиллеру. Просить, умолять о помощи. Сделать хоть что-нибудь, чтобы это прекратить. Не потому что я и сама когда-нибудь попаду к «Зубу». Попаду, глупо питать иллюзии, все, что я могу, – это лишь отстрочить. Но что другие люди пропадают каждый день, десятками, никому до них дела нет, и я… Я просто хотела дернуть за ту ниточку, которая случайно оказалась у меня в руках. Я просто хотела использовать Ланкмиллера, как умею. На этот счет тоже глупо питать иллюзии. По крайней мере, за этим я пришла. А вышло все в итоге совсем не так, как задумывалось.

– Не молчи, пожалуйста. Можно хоть что-нибудь для них сделать? – Я перевела глаза с пола на стоявшего спиной ко мне Веста.

Он наверняка сейчас подбирал подходящие варианты от «это не мое дело» до:

– Ты ведь можешь просто забыть о них, ты знаешь? Жить у меня, не нуждаться ни в чем, и никогда больше не вспоминать об этих людях, – он все это сказал, а сам даже не обернулся.

Совесть его мучила или что?

– Нет. Нет, Вест, так не пойдет. Прости тогда, что побеспокоила, но мне нужно… – Я и шага к выходу не успела сделать, как меня весьма бесцеремонно вернули на место.

– Хорошо, – вздохнул Вестон, потирая переносицу, – я поговорю с Амалией. Если вопрос в деньгах, то он решаем.

Я не успела толком ничего ответить, даже вникнуть в это его предложение, как Ланкмиллер вдруг грохнулся передо мной на колени, заставив подскочить от неожиданности. И только когда я потянулась к нему, он поймал мои руки, сжал в своих.

– Розмари, я человек не безгрешный, но, если можешь, прости мне все мои грехи.

Я так и не поняла тогда, почему он это сказал. Наверное, просто чувствовал.

* * *

Чем ближе я подбиралась к трагедии, тем хуже становились воспоминания. Обрывочные, фрагментарные, я собирала их, словно мозаику, ранясь о каждый кусочек, но все равно возвращая его на место.

Тогда еще не было никакого «Шиффбау». Никто не думал, что на уме у маменьки именно это. Вест пообещал ей открыть счет с очень приличной суммой. Я бы даже сказала, слишком приличной, какой-то более скромный человек мог бы жить на эти деньги до самой старости. Амалия могла бы распорядиться иначе, вложить их куда-нибудь или что-то вроде того. Она встречала Вестона на своем лайнере у пристани, чтобы меньше было свидетелей и вопросов. Конечно, по закону, заниматься тем, что Амалия делала, было запрещено, но ее спину прикрывал «Змеиный зуб», а таким людям сходило с рук гораздо большее. Их почти не ограничивали законы.

Вест и маменька все никак не могли договориться о цене. Я сидела чуть поодаль, у самой двери и мечтала никогда в жизни не попадать в эту каюту. Но сама напросилась, так что поздно уже жалеть.

Дело затягивалось, и за окном постепенно сгущались сумерки. Оба были изрядно пьяны к этому времени, и все походило на какую-то дурацкую семейную перепалку гораздо больше, чем на деловые переговоры. Тона постоянно повышались, наблюдать за этим было отвратительно, и я все больше пялилась за окно, поэтому и не увидела толком, как все случилось.

То ли Вест сам неудачно оступился, то ли маменька все же толкнула в грудь, но он не удержался на ногах и, падая, ударился виском об угол тумбочки. Амалия еще несколько секунд била его по щекам размашистыми пощечинами, прежде чем, бледнея, обернуться ко мне.

– Он вообще-то не дышит.

Ее слова доходят до меня словно через влажную вату.

Все произошло очень быстро. Очень быстро и очень по-дурацки. Мне так больно и страшно, что я вообще ничего из происходящего не понимаю. Жизнь кончается, и начинается какая-то бестолковая суета.

* * *

Дождь беспощадно хлестал по лицу, но я уже и так была насквозь промокшая, потому что до берега добиралась вплавь. Выпрыгнула за борт, когда Амалия приказала найти меня и привести к ней. Ей нужна была я, которая уже ничего никому не скажет.

А потом он меня просто выгнал, Кэри. Молча выслушал, как я захлебывалась слезами с истерическим заиканием напополам, и выставил на дождь прямо за шиворот. И, с его точки зрения, очень даже правильно сделал.

А на следующее утро меня в беспамятстве нашел наконец «Змеиный зуб», и вечером того же дня я попала к Чейсу.

Теперь все начало вставать на свои места. «Куда это тебя заносит все время, Роуз?» Я до этого момента так и не поняла, почему тогда на приеме Амалия сказала мне именно эту фразу.

Почему Кэри издевался надо мной с таким редкостным удовольствием, ненавидел буквально все во мне. Потому что каждый раз, когда он думал о смерти отца, он видел мое лицо.

Вся эта ситуация словно обухом по голове, тяжело и больно, ровно до тех пор, пока не думаешь о главном.

А главное ломает так, что я слышу хруст собственного позвоночника.

Я не чувствую, не вижу, не хочу этого понимать. Не хочу думать о том, что единственный человек, что был мне дорог, мертв уже два года как.