Мерзавец Бэдд

Несмотря на то, что он был на три дюйма (прим. перев.: около семи с половиной сантиметров) ниже, на тридцать фунтов (прим. перев.: около тринадцати с половиной килограмм) легче и на четыре года младше, Брок вовсе не выглядел напуганным моим гневом. Он просто хлопнул меня по спине и продолжил идти по докам, слева от нас ‒ вода, справа ‒ Кетчикан.

‒ Тебе было, кажется, семнадцать, когда мама умерла? В той или иной степени это подпортило жизнь нам всем, но думаю, тебе досталось больше всех. Да, ты должен был занять ее место в баре, но ведь и отец впал в депрессию, а тебе пришлось заменить родителей большинству из нас.

‒ Я не делал ничего такого, ‒ проворчал я в ответ. Меня пронизывали какие-то тяжелые неприятные чувства.

‒ Может быть, у нас разные воспоминания о тех годах. ‒ Брок посмотрел на меня раздраженно. ‒ Кажется, я помню, как ты готовил для нас обеды, помогал с домашкой, которую и сам едва понимал. Не бей меня! Ты знаешь, что это правда и в этом нет твоей вины, ‒ он поднял обе руки, чтобы прикрыться от моего инстинктивно брошенного кулака. ‒ Ты будил нас утром, убеждался, что Бакс добрался домой с футбольной тренировки, возил меня на занятия по пилотированию.

Я искал повод возразить, но его не было. Я действительно всем этим занимался, но ведь у меня не было выбора. Отец стал поздно ложиться после смерти матери, как мне казалось, всему виной была необходимость убирать в баре после закрытия, бодрствуя до трех, а то и четырех часов. И, конечно, я работал вместе с ним, а утром по-прежнему должен был вставать и идти в школу, а когда окончил школу, убедился, чтобы и остальные парни тоже это сделали. Это нужно было сделать, а я был старшим, так что это была моя задача. Оглядываясь назад, я понимаю, что смерть матери разрушила отца сильнее, чем я думал, чем любой из нас действительно осознавал, и возможно несправедливо, но я оказался под слишком сильным давлением. Большим, чем я, наверное, понимал.

‒ Просто делал то, что должен был, ‒ я пожал плечами и засунул руки в карманы, ‒ в этом не было ничего такого.

‒ А вот тут ты ошибаешься, ты, гребаный мачо. Это что-то, да значило. Ты все взвалил на себя. Ни один из нас никогда об этом не забывал. Мы все живем так, как мечтали, хотя бы отчасти, лишь потому, что ты взял на себя ответственность, когда отец не мог. Никто из нас не винит отца, но это был отстой. Для всех нас, но тебе пришлось особенно тяжело, ‒ он ударил меня по плечу, и это оказалось несколько больнее, чем я ожидал. ‒ Так что, когда я сказал, что у тебя не было возможности эмоционально повзрослеть, я лишь имел в виду, что ты был слишком занят заботой о нас, у тебя не было возможности позволить себе разобраться в собственных эмоциях. Ты ни с кем не общаешься. У тебя не было возможности оплакать маму, и я стопудово уверен, ты не оплакивал отца. У тебя каша в голове, и тут какая-то девица бросает вызов тому статусу «кво», за который ты цеплялся, это бьет по твоим тщательно изолированным эмоциям, а ты не знаешь, как с этим справляться, ‒ пожал он плечами. ‒ Так что просто уходишь.

Я тяжело вздохнул и прорычал:

‒ И тогда вы, приятели, приходите и высказываете мне все, в чем я был неправ.

‒ Мы просто заботимся о тебе.

‒ Да, да, да. Так много заботы, я сейчас расплачусь от умиления. Боже!

‒ О нет! ‒ Брок замахал руками. ‒ Чувства! Пойди наваляй стене, пока не превратился в девчонку.

‒ Может, я лучше наваляю твоему глупому лицу вместо стены. Сделаю тебя немного уродливее. Бог свидетель, тебе бы это не помешало, красавчик.

‒ Ты просто завидуешь.

‒ Завидую? Тебе? В чем? ‒ Я остановился и посмотрел на него.

Разумеется, он меня щадил, и я на это клюнул.

‒ Ну, даже не знаю... может быть тому, что я могу использовать слова, состоящие более чем из трех слогов и формулировать развернутые предложения без мата?

‒ Ты чертов грубиян, ‒ набросился я на него. ‒ Посмотрим, что ты сможешь сформулировать, когда я повыбиваю все твои долбанные зубы!

Он поймал мой выпад и каким-то образом отклонил его, перенаправив мой импульс в сторону так четко, что я едва не свалился с дока. Зейн тоже знал эти дзюдо-штучки, и я дрался с ним достаточно часто, чтобы научиться ожидать этих грязных трюков и бороться с ними. Все дело в точке? Притворимся более устойчивым, чем я есть на самом деле, а когда он двинется, чтобы провести какой-то причудливый бросок, заехать ему в живот. Сложно перенаправлять мою Цы, или как там она называется, когда ты нафиг не можешь дышать.

Тем не менее, он принял это как мужчина, ответив блестящим правым хуком, который застал меня врасплох в основном из-за полного отсутствия изощренности, это было не похоже на Брока, по большей части. Он заехал мне в челюсть, заставив звездочки плясать перед глазами, а голову ‒ кружиться.