Мерзавец Бэдд

‒ Постой, Ксав, ты ведь учишься полный день в школе, играешь в сборной, трудишься над роботами в лаборатории, да еще и работаешь по ночам? А когда ты спишь?

Он пожал плечами совсем как Канаан, говоря «а это важно?»

‒ Мне хватает нескольких часов ночью.

‒ Несколько ‒ это сколько?

‒ Четыре или пять максимум. Ты же знаешь, Баст, мне никогда не нужно было много времени на сон.

‒ Да, но ты же безумно занят, ты не можешь...

‒ Так же, как и все наиболее успешные интеллигентные люди в истории. Тесла, Эйнштейн, Джобс, Эдисон, парни вроде них редко спали больше пары часов.

‒ Ладно, допустим с этим я могу согласиться, поскольку слышал что-то подобное, но работа на полставки? С твоими мозгами...

Он указал на стопку тарелок.

‒ Начни раскладывать булочки и соус, ладно? ‒ Он перевернул котлеты для бургеров и снова закрыл прессы, проверил картофель фри и рыбу, после начал нарезать ломтики сыра, продолжая говорить. ‒ Мне нравится эта работа. Она динамичная и не требует мыслительной деятельности. Знаешь, это дает время на раздумья. Все делается автоматически, я просто вхожу в ритм, и большая часть мозга становится свободна. Я большинство домашки делаю в голове, пока работаю, а потом остается только прийти домой и записать ответы на бумагу.

‒ Ты делаешь домашку в голове, ‒ засмеялся я, ‒ как это возможно?

‒ Эйдетическая память, ‒ ответил он, ‒ я читаю задачи, и они остаются в голове, а потом я могу просто... продумать их и найти решение.

‒ Что за... вот эта штука, что ты сказал... эйдетическая память?

‒ Это то, что большинство людей подразумевают, говоря о фотографической памяти. По сути, мой мозг делает снимок всего, что я читаю: математические задачи, физические формулы, книги, ноты, схемы, что угодно. Если я посмотрел на что-то однажды, то смогу в голове довести это до идеала.

‒ Так вот почему ты такой чертовски умный? ‒ сказал я, вынимая корзины из фритюрницы и стряхивая с них масло.

Он наклонил голову вбок.

‒ Это скорее... симптом интеллекта, можно сказать. Тот факт, что у меня есть эйдетическая память, не является причиной моего ума, а скорее его побочным продуктом, ‒ он слегка ухмыльнулся. ‒ Ну, знаешь... с медицинской точки зрения, я имею в виду.

‒ Эй, парень, какой же ты жуткий умник, мне кажется, из-за этого порой ты слишком зазнаешься.

Он прекратил выкладывать котлеты на булочку.

‒ Зазнаюсь? Ты считаешь, что я... зазнаюсь?

Его выражение лица было настолько обескураженным, что я не мог не засмеяться.

‒ Остынь, чувак, ‒ сказал я. ‒ Хорошо, ты не зазнаешься.

Он снова вернулся к готовке.

‒ Я не могу полагаться на сырой интеллект. Если даже самый умный человек в мире ‒ ленивая задница без запала и амбиций, никто никогда о нем не услышит, поскольку он никогда ничего не достигнет. Это бесполезный потенциал. Я не собираюсь растрачивать свой потенциал. Не столь важно, какой у меня IQ или оценки, если я не выжимаюсь на полную. Это все бесполезное дерьмо, если я не актуализирую свой потенциал и не превращу его в реально необходимые миру достижения. Работа повара просто поддерживает мое тело занятым, пока я не могу спать, и позволяет зарабатывать деньги, пока разум занят другим. Переворачивая бургеры, я решил в уме уравнение, над которым мой профессор бился шесть месяцев, и это скорее повод гордиться эффективным использованием времени, чем умом.

‒ Полагаю, это имеет смысл, ‒ сказал я, чувствуя себя порядком ошеломленным интеллектом моего младшего брата.

Я точно знал, что все мои братья чувствовали себя так же после долгого общения с Ксавьером. Грубая сила его интеллекта, как правило, доминировала над всем. Его разум никогда не находился в покое. Вообще. Как и он сам. Даже когда учился, он что-то делал руками. Вспомнилось, как он читал учебник истории, стоя у стола и потихоньку перебирая какие-то детали электроники и ноутбука. Он закончил учебник за один двухчасовой присест и при этом смастерил четырехмерного робота, который качался, как пьяная собака, потом остановился, припал на передние лапы и продолжил ходить, стоя на руках. Он не делал ничего кроме этого небольшого трюка, но это было и не важно. Он мастерил, чтобы занять руки, пока читал, а робот оказался побочным продуктом.

Серьезно, рядом с ним сложно не чувствовать себя немного ущербным.

Когда вся еда была разложена, мы вместе вынесли все семь тарелок. Остальные уже сдвинули пару столов вместе и играли в какую-то бредовую алкогольную игру, подразумевающую игровые карты, много шума и бутылку «Джеймсона», бывшую непочатой полчаса назад, а теперь опустевшую почти наполовину. Было чувство, что мои расходы на ликер вырастут в геометрической прогрессии.

Игра была приостановлена, и всем вокруг разлито пиво, даже Ксавьеру и близнецам, поскольку, как Брок, единственный из прочих братьев имевший опыт колледжа, заметил, хотя здесь, на Аляске, они и были несовершеннолетними, но Ксавьер наверняка пил в Стенфорде, а близнецы имели неограниченный доступ к выпивке во время турне, и теперь прикидываться, что они не пьют, было бы глупо.