Мерзавец на выданье

— Леди, дело в другом, — замотал головой Французский. — То, что вы подглядели, сущая ерунда.

— В сравнении с чем?

— С теми ударами и тумаками, которыми награждает меня злодейка-судьба.

И, пьяно качаясь в ее объятиях, Французский принялся перечислять, загибая на грязной руке короткие пальцы:

— Меня выгнали из моего дорогого пальто, из дивана, из дома, с работы, от соседей моих, от соседей любовницы. Любовница, кстати, тоже поперла меня. Обе. И даже третья, та, с которой переспать еще не успел. Только подумывал. Короче, — с непонятным удовлетворением заключил он, — я лишился практически всех удовольствий. Даже своего чемодана. Зато щедро доставляю удовольствия всем.

Французский кивнул на швейцара, чей пинок помог ему выбраться из казино.

— Леди, знаете что такое жизнь? — горестно вопросил он.

Валерия знала.

— Жизнь, это накопление опыта, путем постепенной утраты всего, — повторила она истину, услышанную от самого же Французского.

— Вовсе нет, — рассердился он. — Жизнь, это накопление опыта ценой утрат удовольствий. Сегодня я утратил последнее: мне негде спать. Проигрался в дупель и зверски голоден. И, что совсем уж невыносимо, я никому не нужен. Меня не любит никто!

Разумеется, Валерия взяла его к себе. По наглому требованию Французского она не пошла на работу, в результате ее уволили. Но зато он отогрел ее заиндевелую душу. Некоторое время Валерия жила в полном ладу с собой.

От чего Елизавета потеряла покой.

— Круглов, ты только послушай! — возмутилась она. — Это же черт знает какую ку-куру-куку она мне подложила! Получила ошизенное место и тут же его накрыла вот такенным хреном с прибором! — Елизавета эмоционально указала размер.

— Откуда у нее такой хрен? — флегматично поинтересовался Круглов, мысленно констатируя, что и сам от такого бы не отказался. — У нее же эта, как ее… Короче, сама понимаешь.

— Круглов, вечно тебя обуревают не те вопросы, — рассердилась Елизавета. — Откуда у Лерки хрен! Будто не знаешь! От блондина, откуда ж еще! Лучше скажи, как я буду людям смотреть в глаза? Один бог знает каких стоило мне трудов пристроить ее в ту фирму.

— Я тоже знаю.

— Ничего ты не знаешь! Вот же кретинка, не дорожить таким местом! Босс холостой! Такими боссами в наши дни не бросаются. Другая бы не сплоховала, тем более что по нынешним временам Лерка совсем недурна.

— Да, пресловутые 90-60-90 у нее имеются, — согласился Круглов. — И рост, кажется, 180.

— 186, — уточнила Елизавета.

— Да-а. Позавидует любая. И миловидная, и голубоглазая, и белокурая. Лицо ангела, — заключил он и тут же схлопотал затрещину.

— Ах ты кобель! — закричала Елизавета, отпуская каскад подзатыльников.

Сама-то она с блеском строила свое женское счастье на очень скромном фундаменте. Она была конопата, плосковата, коротковата, на макушке редковата…

Да что о том. Бесполезно перечислять все то, чем поневоле гордилась Елизавета. Естественно она завидовала яркой внешности подруги, считала Валерию красавицей и хвастала всем ее красотой, раз уж не могла похвастать своей.

— Ах, — вздыхала она, — ну где, где найти того брюнета, который Лерку убедит в том, что она ничего.

— Лисавет, а что долго искать? — вдруг озарился Круглов. — Хватай Рафика. Вот этот — настоящий кобель. Он кого угодно убедит в чем угодно. Только представь: на день города N втулил вместо надувных шаров вагон бракованных презервативов, и все были счастливы во главе с губернатором-импотентом.

— Точно! — обрадовалась Елизавета. — Рафик нам подойдет. И красивый, и богатый, и брюнет. Брюнет!

— Еще бы, он же Рафик.

— Правда, он женат…

— Но, как настоящий мужчина, всегда готов развестись, — заверил Круглов.

— Ах, вот как?! — Елизавета отпустила жениху еще каскад подзатыльников.

— Лисавет, я не настоящий мужчина, — в качестве оправдания сообщил Круглов и, подумав, добавил: — К тому же, еще не женат.

Этим же вечером Елизавета зазвала в гости Валерию. Конечно же, совершенно случайно там оказался и Рафик. Высокий сильный, уверенный в себе брюнет.

Валерия вошла и остолбенела.

— Какая красавица! — воскликнул Рафик, мигом приобретая обычное свое состояние хронической готовности.

Он был сражен! Он был влюблен! Он был высок! Он был брюнет!

Валерия долго (минут десять) боролась с собой, и в конце концов ее совесть (этот строгий Родитель) пала смертью храбрых. Ее Взрослый не знал что делать. Рафик назначил свидание, Дитя и Валерия хором сказали «да».

Глава 7

Всю ночь она проплакала на плече Французского. Она плакала, потому что была честна и добра, она страдала его страданием. Он же долго слез ее не замечал и мирно похрапывал. А когда наконец заметил, удивленно спросил:

— Почему ты плачешь?

— Потому, что получила диплом, но из-за этой дурацкой бомбы не могу устроиться телохранителем, — солгала она.

Не говорить же ему про любовь к Рафику. Дальнейший разговор должен был пойти в таком ключе: работы нет, денег нет, чувств нет — пора расходиться. Однако Французский повел себя неожиданно.

— Сокровище, — сказал он, — ради тебя я готов на все! Жизнь ради тебя отдам!

Валерия перестала плакать, подняла голову с его плеча и спросила: