Мерзавец на выданье

Этой же ночью Валерия была Кругловым приглашена на чтение новых отрывков романа. После пылких поцелуев, уложив ее на кровать и торопливо расстегивая кофточку, Круглов признался:

— Сожалею, но не смогу на тебе жениться.

Валерия опешила:

— Почему?

— Потому, что совсем не умею и не могу жить без… Без своей невесты. Мы с ней практически муж и жена, почти состоим в браке.

— У меня тоже Французский есть, — вскакивая с кровати и лихорадочно застегивая кофточку, сообщила Валерия. — Да, у меня есть Французский. Он, хоть и подданный, но умница и философ. И вообще, он очень хороший.

Щеки ее пылали, в глазах стояли слезы.

— Хорошие люди — большая редкость, — деловито заверил Круглов, гадая: «Сорвалось или нет?»

— Какая я дура, — дрожащими губами произнесла Валерия и зарыдала.

«Влюблена в меня, словно кошка, — восхитился Круглов и с опаской подумал: — Не наложила бы руки на себя, когда ее брошу».

Валерия действительно была в отчаянии. До рук дело, конечно же, не дошло, но неизвестно как все обернулось бы не затренькай ее мобильный. Как раз в этот драматичный момент позвонила Елизавета, которая даром времени не теряла, подстегнутая признаниями своего жениха.

— Лерка! — радостно закричала она. — Я нашла! Нашла! Лерка! Он холост и бас-но-сло-вно богат! Просто ку-куру-куку как я за тебя рада!

— Не рано ли? — усомнилась Валерия. — Я его даже не видела.

— Абсолютно уверена — он наш!

— Да кто, он?

— Это просто судьба! — восхищенно тараторила Елизавета.

Похоже, она действительно была чрезвычайно довольна и даже рада.

— Такого можно брать и без моей методы, с методой же скрутим его в два приема, — заявила она и неожиданно спросила: — Ты где?

— Я здесь, — растерялась Валерия, ругаясь в душе, что толком не научилась врать любимой подруге.

Но Елизавета была слишком увлечена, а потому, не дожидаясь ответа, скомандовала:

— Лерка! Дуй сейчас же ко мне!

— Прямо ночью?

— Времени мало. Завтра конкурс!

— Конкурс?! — Валерия мигом забыла про поражение, про Круглова. — Конкурс! — запаниковала она.

— Да! Да! — радуясь, подтвердила Елизавета. — Конкурс! И ты его выиграешь!

— Сомневаюсь…

— Никаких «сомневаюсь»! У нас впереди целая ночь!

Глава 15

Старик Кляйст был разъярен — пожалуй, таким его никто не видал. Презрев важнейшие дела, он, словно юнец, стремительным броском перемахнул через океан и злым коршуном ворвался в греческую резиденцию Дорофа (якобы отбывшего на отдых).

— В чем дело?! — кричал он и топал ногами. — Операция началась! И я узнаю об этом случайно! Майкл, как ты мог на это пойти?! Мальчишка! Тебя опять подставляют! Твои же друзья! Неужели не понимаешь?! Это ловушка, а ты покорно в нее идешь! Тебя что, собственная жизнь уже не волнует?!

Дорофа в этот момент волновало только одно: не хватил бы старикашку удар. Дороф уже был уверен, что Кляйст его предал и все равно жалел своего врага.

«Вот что делает жадность с людьми, — думал Дороф. — Помрачилось его сознание. Казалось бы, что еще старикану надо? Все есть у него: власть, деньги, болезни… Сиди спокойно на вилле да язву с геморроем лечи. А он пускается во все тяжкие. Будто у старикана осталось время замолить свои грехи. Так и сойдет на два метра под землю с камнем за пазухой».

Для себя Дороф решил не наказывать Кляйста и, уж тем более, под суд его не отдавать.

— Тихо-мирно проводим на пенсию и пускай доживает в покое, — сказал он друзьям.

Добряк Дэн согласился, пожав плечами:

— Как знаешь, дружище. Если Кляйст от дел отойдет, не вижу в старикане опасности. Пусть доживает в покое.

Круз был поражен:

— Как это — пусть доживает в покое? Вы что говорите? Тогда уж давайте ему под задницу утку подкладывать и завтрак в постель подавать.

— Давайте, — с улыбкой одобрил предложение Дороф. — Я всегда немощным помогал.

Флегма Круз впервые взорвался:

— Что я слышу, черт возьми! Такой благотворительности не понимаю!

Благотворительности Круз никакой не понимал, хотя регулярно производил отчисления во всевозможные фонды. Он не признавал лирики. Истинный американец, прагматик до мозга костей, он понимал лишь сухой расчет. Из сухого расчета и был Круз порядочным. Если благородство для дела полезно, если оно приносит проценты, то почему бы и не вложиться в него. Поэтому, когда Дороф решил финансировать грандиозную благотворительную программу по излечению детей неимущих, Круз лишь спросил:

— Чем нам это вернется?

— Добрым именем, — ответил Дороф.

Круз не возражал:

— Доброе имя — это рынок. Рынок — это доходы. Хорошо.

А вот Кляйст был недоволен.

— Зачем лишнее платить? — спросил он сердито у Дорофа. — Хватит той суммы, которая в этих случаях принята. Больше с нас никто не потребует.

— Я сам от себя требую и в будущем планирую отчисления в фонды утроить, — заявил Кляйсту Дороф.

Старик был потрясен.

— Зачем? — спросил он и в глазах у него обозначилась беспомощность, даже горе.

«Как же это? — говорили его глаза. — Я, живота не жалея, тебе богатства коплю, а ты легкомысленно их разбазариваешь?»

Впрочем, думал Кляйст по-другому: он лихорадочно подсчитывал убытки и мрачнел.