Мерзавец на выданье

Ума не приложу, как мы с Лизой его делили бы».

Впервые в жизни Валерия представила себя соперницей подруги и очень испугалась.

«Война с Лизой и поражение — синонимы, — подумала она. — К тому же Лиза моя подруга. Следовательно, любовь к блондину равносильна измене. Но достаточно ли я к нему равнодушна?»

Покопавшись в себе, Валерия обнаружила, что она не только равнодушна к блондину, но и зла на него. Установив это, Валерия успокоилась и заснула.

Глава 19

На следующий день объявился Рафик. Он был хуже побитой собаки: избегал смотреть в глаза, униженно просил прощения, клялся в вечной любви и растерянно мямлил:

— Валерия, ты мне нужна. Жить без тебя не могу, есть-спать не могу, драгоценная, ничего не хочу, умираю, мучаюсь, страдаю…

Он действительно похудел и выглядел очень неважно.

Вообще-то Валерия вычеркнула из своей жизни этого кобеля. Оскорбление, нанесенное им, совсем не из тех, которые допускают прощение. И все же Валерия растерялась. Рафика она, как гордая женщина, конечно же, послала подальше, но тут же бросилась звонить Елизавете:

— Лиза, Рафик приполз.

— Чего хочет? — деловито осведомилась Елизавета.

— Любви.

— Ха! Любви! Америку открыла. Рафик хочет любви от всех женщин. Что обещает взамен?

— Обещает жениться.

— Это мы уже проходили.

— Нет, Лиза, похоже, на этот раз кобелюка не врет, — горячо возразила Валерия.

— С чего ты взяла? — удивленно поинтересовалась Елизавета.

— Похудел, осунулся, говорит, что не ест, не спит и не мил ему белый свет.

— Это еще почему?

— Говорит, что жить без меня не может.

Елизавета восхищенно возмутилась:

— Ну подлец! Настоящий подлец!

— Ты же сама мне его подсунула, — напомнила Валерия.

— Кто же знал, что он любвеобильный такой, этот курд.

Валерия была потрясена:

— Кто-кто?!

— Курд, — уже без энтузиазма повторила Елизавета, сообразив, что взболтнула лишнее.

— Рафик курд? Я думала, он армянин.

— Нет, не армянин, а армянский курд, но какая разница, Лера? Мы же с тобой не националистки. Лучше скажи, что ты собираешься делать?

— Сделала уже: прогнала.

— Молодчина! — одобрила Елизавета.

Валерия не совсем была с ней согласна. Как там сложится с этим Дорофом еще не известно — затея авантюрная, а Рафик на этот раз настроен серьезно. Опять же пословица утверждает, что лучше синица в руке, чем журавль вдалеке. Да и Французский надоел хуже горькой редьки…

Сложив все это, Валерия спросила:

— Лиза, подскажи как быть?

— Надо подумать, — ответила Елизавета и тоже суммировала все «за» и «против».

«Конечно, Рафик не совсем ку-куру-куку, — подумала она. — „Волк“ так себе, просто „тьфу“ против Дорофа, но и Дороф у нас под большим сомнением. Метода моя не дает сбоев, но если Дороф окажется гомиком, что будем делать тогда? Гомиков развелось…

А с другой стороны то, что выкинул этот Рафик, ни в какие ворота не лезет: Лерку унизил по полной программе. Но зато теперь он вынужден будет сразу жениться, иначе не получит уже ничего — ему нет доверия».

— Слышь, Лера, надо бы придержать Рафика, пока не прощупаем Дорофа, — вынесла решение Елизавета.

— Как придержать?

— Оставить его при себе.

«Это значит теперь у меня будут Французский и Рафик? И еще буду щупать Дорофа? И все это одновременно?» — подумала Валерия и ужаснулась:

— Но это жутко безнравственно!

— Безнравственно, — согласилась Елизавета. — Но очень полезно. Все безнравственно, что полезно — приходиться терпеть.

— Но ко всему я еще и с Французским живу, — напомнила Валерия. — Ты не забыла?

— Не забыла. И мой совет: не живи. Французского надо выгнать.

— Уже гнала, хватит, больше спешить не хочу. Думаешь, он вечно готов возвращаться?

— Нет, так я не думаю. На любой товар покупатель найдется, кому-нибудь пригодится и захудалый Французский.

— Что же делать?

— Надо бы быть хитрей. Уж больно ты носишься с этой моралью. Тебе это не идет. Относись к Французскому как к домашнему животному, раз он у тебя на положении собаки живет.

— Скорей, кота, — уточнила Валерия.

— Вот из этого и исходи, — оживилась Елизавета. — Возобнови роман с Рафиком и поглядим, что из этого выйдет. Только, пожалуйста, не тирань меня своим чувством вины и душевными переживаниями. Не станешь же ты мучаться угрызениями совести перед своим котом, если вдруг переспишь с красивым мужчиной.

— Даже не знаю, — засомневалась Валерия. — Французский, Рафик, а тут еще и Дороф на горизонте маячит. Тебе не кажется, что это уже разврат?

— Разврат? Всего лишь нормальная женская жизнь. Мужик ищет где глубже, а женщина — где лучше, вот и весь ку-куру-куку!

— Может ты и права, — вздохнула Валерия, — но прикинь, какая участь ждет меня в загробной жизни? Следуя твоим советам, не попаду ли я в ад?

— Если будешь шагать в ногу с моралью, то ад наступит уже в этой жизни, — заверила Елизавета и с некоторым чувством вины подумала:

«Что делаю? Хорошего человека, блин, развращаю. Но должна же я как-то ее от блондинов спасти».