Мерзавец на выданье

«Так не сыграешь, — подумала она. — Так не сможет играть даже Лизка-артистка».

— Как же это? — изумилась Валерия. — Неужели ты тоже в Мишку влюбилась? У тебя же Круглов.

— А что такое Круглов, — жалобно пропищала Елизавета.

— Он писатель, а Мишка — ноль. Нищий ноль и слизняк. Ты сама это говорила. А Круглов настоящий писатель и гений.

Зареванная Елизавета уставилась на подругу и спросила:

— Лера, как называется человек, который с утра до вечера городит горы вранья ради своей выгоды?

— Негодяй? — предположила Валерия.

— Нет, писатель. Писатель! Вот что такое твой гений. Знала бы ты, как он мне надоел со своими мини-романами. Новатор, блин, хренов. А с Мишкой мне было так хорошо. Ведь Мишка, он настоящий, с ним забываешь даже про выгоду.

И Елизавета опять залилась слезами. Похоже, она действительно не собиралась настраивать подругу на Дорофа — она просто горевала. Совершенно по-бабьи, искренно, размазывая сопли и слезы, хоронила свои надежды. Но, даже видя абсолютную искренность, Валерия в толк взять не могла как такое возможно: чтобы Лизка, меркантильная Лизка, втрескалась в совершенно никчемного Михаила. Да еще как втрескалась — вон как горько рыдает. В жизни такого с ней не бывало.

— Лиз, я что-то понять не могу, — растерянно промямлила Валерия. — Ты же постоянно меня за невзрачных блондинов ругала, не давала житья. Из-за тебя я их всех и бросала, поэтому до сих пор и не замужем, хотя детей нарожать мечтала едва ли не с младенческих лет. Вот сколько бед у меня от того, что ты, Лизка, ненавидишь блондинов. А что же теперь случилось с тобой? Как тебя угораздило втрескаться в Мишку, когда он настоящий блондин?

Елизавета бросила плакать и, с ненавистью глядя подруге в глаза, прошипела:

— Дура ты, Лерка, блондинов-то я и люблю.

Глава 33

Заявление подруги повергло Валерию в шок — у нее отнялся язык. Разверзнись земля, сыпани из преисподней дьявол да черти, и тогда Валерии не испытать больших ужаса и удивления.

— Ты любишь блондинов? — охрипшим голосом спросила она едва спало оцепенение. — Ты действительно их любишь, а не ломаешь комедию, чтобы Мишку отвести от меня, как злую беду?

— Да, — решительно тряхнув челкой, подтвердила Елизавета. — С детства никудышных блондинов люблю.

— Как же такое с тобой приключилось? — сочувственно поразилась Валерия.

— Так же, как и с тобой. Мамаша моя не озаботилась подогнать мне папашу приличного, вот и вынуждена была я обожать твоего отца: щуплого голубоглазого блондина, стеснительного и смешливого. До сих пор помню как была я счастлива, когда он хватал меня на руки и подбрасывал под потолок. И как чмокал меня в щеки. И как в цирк нас водил. Я страшно к тебе его ревновала, а потом, когда он к чужой бабе, в чужую жизнь от всех нас сбежал, даже злорадствовала. Но недолго. Бог за злорадство меня покарал: до сих пор такого блондина ищу. Ищу, ищу и никак найти не могу. Все они тебе, длинной заразе, почему-то, блин, достаются. Что они только находят в тебе, каланче? Я же лучше! Значительно лучше!

— Выходит, ты из зависти жизнь мне ломала? — потрясенная, прозрела Валерия. — Только мне подвернется новый жених, ты сразу зудеть: бросай, бросай, он тебя не достоин…

— Лерка, — взмолилась Елизавета, — прости! Да, я отваживала всех твоих блондинов, но тебе-то что за беда? Блондины, как мухи на мед, на тебя все равно и липнут, и липнут, а мне никакая метода не помогает: не везет с блондинами, хоть помри. Лерка, отдай мне Мишку, отдай! Один раз в жизни мне повезло: блондин на меня запал — славный, умный, добрый, чувствительный… И я, дура, сама его оттолкнула. Теперь проклинаю себя: зачем перед ним Клеопатру разыгрывала? Зачем Кругловым дразнила его? Лерка, ты завтра же другого блондина найдешь. Не будь жмотиной, отдай мне Мишку! Отдай!

Валерия скрутила подруге внушительный кукиш и заявила:

— Фиг тебе! Мишка мой!

— Руки на себя наложу! — пригрозила Елизавета, но Валерию этим не проняла.

— Накладывай, — отрезала та. — Одной стервой на свете меньше станет. Я-то, дуреха, тебе верила, думала, что ты добрая, верная, что ты как подруга заботишься обо мне, а ты вертела мной, как хотела. Эх…

Она махнула рукой и ушла, окончательно убежденная, что Михаил — это ее судьба.

Той же ночью Валерия открыла ему свой «страшный» секрет.

— Миш, помнишь ты пытал меня про мечту? — прижимаясь щекой к его редковолосой груди, спросила она. — Ты пытал, а я скрывала.

— Это когда ты рассказывала как собираешься охмурять кошелек Дорофа, — с усмешкой ответил он и, с нежностью чмокнув ее в непослушную челку, добавил: — Я еще подумал тогда: ну и Копилка.

— А вот если бы знал о моей мечте, никогда бы так не подумал, — с обидой прошептала Валерия.

— Да-а? — притворно удивился Михаил. — Что ж, выкладывай.

— Ага, хитрый какой. А ты?

— Что — я?

— А ты мечту свою так вот запросто выложишь?

Он рассмеялся и, еще раз чмокнув Валерию в челку, пообещал:

— Тебе — да. Выложу. Все, что хочешь, только чуть позже.

— Хорошо, — согласилась она, — но смотри не обмани. Не обманешь?

— Никогда не обманываю, — заверил Михаил и нетерпеливо потребовал: — Ну, где она, твоя мечта?