Мерзость

— Это другая красота, сэ… мистер Черчилль, — сказал я. — Там скалы, лед, резкий свет, воздух. Почти все, включая воздух, обжигающе холодное. Выше базового лагеря нет никакой растительности, даже лишайников. Ни одного живого существа, кроме альпинистов и воронов. Ни деревьев, ни листьев, ни травы… почти ничего мягкого, мистер Черчилль. Только скалы, лед, снег и небо. Здесь несравненно… мягче. Человечнее…

Черчилль внимательно слушал, потом кивнул.

— Мне нужно возвращаться к работе. Когда я закончу эту стену для будущей террасы, примыкающей к спальне Клементины, то примусь за еще одну плотину. — Он взмахнул своей короткой пухлой рукой. — Эти пруды я тоже выкопал сам. Всегда любил смотреть на воду и на существ, которые в ней живут.

Пруды были очень красивыми и выглядели естественно. Но на этот раз я промолчал.

— Чувствуйте себя как дома, как говорят у вас в Америке, — сказал Черчилль. — Если проголодаетесь, скажите Мейсону или Мэтью, и они попросят на кухне приготовить для вас сэндвич. Спиртное в гостиной, а у вас в комнате есть хороший виски — кажется, по ту сторону Атлантики вы называете его скотчем. В вашей комнате есть книги, но можете брать и из библиотеки. Если какая-то книга окажется недоступна, это значит, что так и предполагалось. В остальном все по-честному. В шесть подадут херес или виски, ужин в семь тридцать — сегодня рано, поскольку один из гостей привез с собой кинопроектор, чтобы потом показать нам фильм. Вернее, детям. Полагаю, все наши сегодняшние гости покажутся вам интересными, но особенно — трое из них. До вечера, мистер Перри.

Первым гостем, с которым я познакомился, был Т.Э. Лоуренс — «Лоуренс Аравийский», как называл его американский репортер Лоуэлл Томас во время и после войны. Мы одновременно спустились по лестнице, когда подали напитки. На нем был наряд аравийского принца с украшенным драгоценными камнями кинжалом за поясом.

— Знаю, выглядит глупо, — сказал он, когда мы познакомились и пожали друг другу руки, — но детям нравится.

Вскоре к нам присоединился пожилой мужчина, которого Черчилль называл «Проф». Это был профессор Линдеманн, и позже Лоуренс шепотом поведал мне, что в 1916 году, когда огромное число пилотов Королевских ВВС погибали из-за того, что не могли вывести свои хлипкие деревянные аэропланы из плоского штопора, Проф Линдеманн при помощи сложных математических расчетов придумал маневр, который должен был вывести машину из самого глубокого штопора. Когда руководство и пилоты Королевских ВВС заявили, что этот маневр не поможет, то — по словам Лоуренса, на котором по-прежнему был довольно-таки женственный белый головной убор, когда он мне это рассказывал, — профессор научился летать, поднялся в воздух на аэроплане, без парашюта, специально перевел машину в самый крутой плоский штопор и, используя математически рассчитанный маневр, вывел из штопора в нескольких сотнях футов от земли. Секрет состоял в том, чтобы убрать руки и ноги с рычагов управления; по словам профессора Линдеманна, аэроплан сам стремился выровняться и лететь прямо, и нужно только ему не мешать. Именно корректирующие действия органов управления переводят вращение в смертельно опасный штопор. А затем, прибавил Лоуренс, профессор поднял в воздух другой, более старый биплан, перевел его в штопор и снова позволил машине выровняться самой. После этого, заверил меня Т.Э. Лоуренс, всем пилотам Королевских ВВС предписали научиться маневру профессора Линдеманна.

В тот вечер за ужином — за столом собрались больше десяти человек, включая детей, шестнадцатилетнюю дочь Диану, сына Рэндольфа, на вид лет четырнадцати, и одиннадцатилетнюю девочку по имени Сара, а также двух кузенов, мальчика и девочку (их имен я не помню) примерно того же возраста, что Диана и Рэндольф, — Черчилль предложил профессору «односложными словами не больше чем на пять минут рассказать нам, что это за штука — квантовая теория».

Он засек время по часам, извлеченным из кармана жилета, но профессор закончил на двадцать секунд раньше. Все сидевшие за столом бурно зааплодировали. Я действительно все понял.

Другой «особый гость» неприятно поразил меня, когда я впервые увидел его в гостиной с большим бокалом охлажденного шампанского.

Мне показалось, что это Адольф Гитлер. Это имя я часто вспоминал за месяц своего выздоровления — на самом деле я ждал и надеялся, что Дикон и Реджи однажды объявятся — на чайной плантации под наблюдением доктора Пасанга. Я прочел о герре Гитлере все, что только смог найти на плантации, а затем на протяжении нескольких недель на корабле, возвращаясь из Индии.

Увидев перед собой Гитлера, я на мгновение растерялся (я знал, что сделаю, что должен сделать, но не понимал, как сделать это здесь и сейчас), но потом заметил волнистые волосы, приятное лицо, с более тонкими чертами, и понял, что сходство обусловлено только накладными усами — которые гость снял, развеселив детей, еще до начала ужина. Этого человека Черчилль представил нам как Чарльза Чаплина, который родился в Англии, но теперь живет в США.