Месье, сделайте мне больно

Я подождал немного, потом покинул кабинет, бросив последний взгляд на кушетку.

В темноте она была похожа на гроб, Ольга покоилась в нем, далекая от жестокости, на которую с таким жаром вызывала.

Как я и предполагал, Май Ли ушла, не сказав ни слова, и не принесла мне кофе. Смерть Ольги одержала верх над этой привычкой. Я бросил взгляд в окно, надеясь увидеть ее, пересекающей авеню или изучающей «Ланчу». Но внизу никого не было. Даже Герострата, который, вероятно, был занят, изображая Деда Мороза. Мир был необитаем. Телефон ни разу не зазвонил. Никто не беспокоился обо мне. Ни Шапиро, ни Ребекка. Шапиро, должно быть, вел расследование, что касается Ребекки… лучше было не думать об этом.

Один Монтиньяк ждал меня.

Я не мог не думать о нашей встрече. Мог ли я убедить его, что ничего не знаю о воровстве, в котором он обвинял Ольгу, и, несмотря на все, добиться, чтобы он помог мне? Из предосторожности я написал два письма: одно для Ребекки, другое для Флоранс – она найдет его по возвращении из Чикаго, там лее приписал несколько строк для Мэтью. Затем положил на видное место на низкий столик; конверты и записку для Май Ли, чтобы она отправила их, если я не вернусь.

Потом включил радио. Передавали оперу Моцарта, но музыке не удалось ослабить мое напряжение.

Поняв вскоре, что больше не вынесу ожидания, я надел куртку и спустился купить сэндвич в «Жан Барт».Я заметил, что практически ничего не ел со времени смерти Ольги. Когда я закончил, то подошел к своему «Вольво» на другой стороне улицы. Толстый слой снега покрывал ветровое стекло. Мне понабилось минут десять, чтобы убрать его. После чего я сел в машину и включил зажигание.

Мне удалось тронуться только с пятой или шестой попытки. Герострат был прав – холод смертелен для аккумулятора. Когда наконец двигатель заработал, я поехал по улице и повернул направо. Это была всего лишь интуиция, но я не сомневался: приехав раньше назначенного времени, избавлю себя от неприятных сюрпризов.

Вопреки ожиданиям, авеню Монтеспан была только узким проходом, соединяющим авеню Виктора Гюго с улицей де-ля-Помп. Жилые здания и комфортные резиденции окружали ее со всех сторон. Она была абсолютно безлюдной, когда я в нее въехал. Я добрался по ней до авеню Гюго, где оставил машину. Макс Монтиньяк жил в двух шагах оттуда, в частном особняке, находившемся в конце прохода.

Было чуть больше девяти. До назначенной встречи оставался еще целый час Темнота была почти полной. Выходя из «Вольво», я почувствовал, что закоченел. Холод был безжалостный, обитатели квартала тоже: ни одного кафе, где можно было бы согреться. Кафе «Табак» на углу авеню Виктора Гюго и улицы Спонтини было закрыто. Судя по запертым решеткам, было сомнительно, что оно работало днем. Я пошел по авеню Монтеспан. Я был вынужден двигаться медленно из-за скользкой дороги. Это напомнило мне манеру, в которой Математичка пересекала авеню Трюден после окончания сеанса. Мелкими осторожными шажками, как если бы повсюду ее подстерегали чьи-то козни. Сейчас я чувствовал, что не слишком сильно отличаюсь от нее.

Ходил слух, что частный особняк Макса скоро будет конфискован банком, которому Монтиньяк задолжал астрономические суммы. Это жилище красноречиво свидетельствовало о чрезмерных амбициях своего владельца. За внушительными воротами из кованого железа в глубине внутреннего дворика виднелось великолепное трехэтажное сооружение из тесаного камня, построенное, вероятно, в XIX веке. Едва ли можно было ожидать чего-то другого от человека, придающего такое значение видимости. Были освещены окна только первого и последнего этажа. Был ли Макс уже дома? В глубине двора угадывалась темная масса автомобиля – наверняка его «Мерседес». У меня в голове мелькнуло подозрение: почему он не назначил мне встречу раньше? Чтобы иметь достаточно времени устроить мне ловушку? Если только он не был занят с кем-нибудь другим, или присутствие во дворе его машины ничего не доказывало, и он на самом деле вернется только к назначенному для нашей встречи времени.