– А в их шуры-муры с комиссаром легко поверить? Что Гаврилка от него подарки принимает – легко? Что со шпионом Дантона якшаются? В его списке жертв красуются? Застрелить старика, между прочим, даже женщина может, – злопамятно заметил дядя.
С тех пор как Василий Евсеевич вбил себе в голову, что мадам Турдонне сорвала его план спасения королевы, он с готовностью подозревал ее во всех грехах. Но «шуры-муры» окончательно испортили настроение. Александр смахнул карты на пол.
– Женщине не так-то просто из чужого оружия выстрелить. Тут еще надо быть уверенным, что пистолет заряжен и на боевом взводе.
– Может, они раньше охотились, а если женщина стрелять умеет, то выстрелит. Про мадам Турдонне мне давно ясно, что она темная карта, настоящая карта фоска, – не сдавался Василий Евсеевич. – А Гаврилка эта, поверь моему нюху, на все способна.
Александр покачал головой:
– За что вы ее так невзлюбили, Василь Евсеич? Вы бы видели, как она своей тетке предана. Не меньше, чем я вам.
– Да меньше уж и некуда. Шапку мою бобровую, единственную, и ту посеял. От покойного отца моего, твоего деда, шапка осталась. Сносу ей не было, я сам ее годами носил. А ты первым делом посеял. Эх, Саня, добывал бы ты лессе-пассе с таким рвением, с каким ты смерть поганого процентщика расследуешь! Дома-то Машенька ждет не дождется. Ее лес к моему впритык. И все ведь тебе, поганцу, достанется, если ты только свою голову благополучно домой довезешь, о чем я с каждым днем все больше тревожусь.
Василий Евсеевич пригорюнился. Получение дорожного паспорта, без которого невозможно было покинуть Францию, оказалось делом сложным. К Дантону, на продажность которого уповал дядюшка, даже на порог не пустили. Хлопоты потребовали заведения новых правильных связей и изрядного количества золота. По счастью, Воронины прибыли во Францию с сундучком, полным старорежимных луидоров. Сердце самого отъявленного патриота не оставалось глухо к их роялистскому звону.
Александр взял руку старика, поцеловал:
– Не серчайте, дяденька, родной, как только будут паспорта, поедем, обещаю. Но эту вашу Машеньку я в глаза не видал.
– Ага, шапку он не видал, Машеньку он не видал. Одна мамзель Бланшар повсюду мерещится. Берегись, как бы она и тебя где-нибудь на лестнице не пристрелила.
Александр несколько секунд смотрел на дядю, потом вскочил, схватился за голову:
– Да, точно! То есть нет! Василь Евсеич, мадемуазель Бланшар тут вовсе ни при чем! Это я дурак!
– Дурак в навалку! – триумфально уточнил дядя, указывая на усеянный картами пол.
У Александра словно гора с плеч свалилась. Взахлеб принялся объяснять дяде свое озарение:
– Все-таки это мог быть Шевроль! Разумеется, Рюшамбо вовсе не впускал убийцу к себе за решетку! Там, на его лестнице, жандарм упал, и после этого у него вся спина оказалась в крови! И постовой – он-то всего на несколько ступенек спустился, а его сапоги уже в кровь вступили. Значит, кровавая лужа на лестнице была!
Вскочил, в волнении заметался из угла в угол, размахивая руками.
– Рюшамбо вовсе не за решеткой застрелили, а прямо на ступеньках! А там его кто угодно мог застрелить, тот же Шевроль. Мадемуазель Бланшар сказала правду: украшение действительно подарил ей этот санкюлот.
– Тоже нечем гордиться, – буркнул непримиримый дядя.
Бухнула входная дверь. Александр прислушался. Кто-то поднимался по лестнице тяжелыми мерными шагами. Миновал квартиру Ворне и продолжил взбираться на третий этаж. Спустя минуту сверху послышался громкий стук в дверь соседок.
Александр встрепенулся:
– Простите, дяденька, мадемуазель Бланшар совсем одна у себя. Хочу убедиться, что ее никто не обидит.
– Смотри, как бы на другого ее защитника не нарваться, у беспомощной сиротки их, сдается, много, – проворчал Василий Евсеевич.
Александр приоткрыл дверь, сверху донесся хриплый и наглый мужской голос:
– Говорю тебе, на рынке на улице Конвента. Открой, гражданка Бланшар.
Замолчал, видимо, прислушиваясь к ответу Габриэль, а потом снова принялся гудеть в косяк:
– Выйди, гражданка, я все объясню.
Шевроль. Гнать его в шею, а не уйдет – убить как бешеного пса. Лучше в Вандею бежать, чем позволить паршивому коммунару и убийце преследовать одинокую девушку.
Воронин влетел в спальню, сорвал с полки ларец с парой дуэльных пистолетов работы Ботэ, которые регулярно перезаряжал. Вынул один из них, поставил курок на боевой взвод и, захватив горящую свечу, поднялся наверх. Мерцающий свет высветил коренастую сутулую фигуру в красном фригийском колпаке.
Санкюлот обернулся, увидев пистолет, отступил:
– Эй, гражданин, я член городского совета, убери оружие.
Приземистый, коротконогий, сутулый, он и впрямь напоминал кабана. Даже тень его казалась горбатой. В руке зажал огромную дубину, почти в рост хозяина. Такие палицы часто изнутри заливали свинцом, это делало их смертоносным оружием. Александр опустил дуло.
– Я здесь живу, член совета. Времена лихие, никогда не знаешь, кто шум поднимает.
С верхней площадки свесилась Планелиха в китайчатом халате, видать, любопытство пересилило благоразумие:
– Что тут происходит? Опять эта Бланшар?