Еще более сложная проблема — проблема начала, темпов и источников индустриализации
— изображается Стариковым невероятно примитивно: «по мнению Сталина, нужно строить заводы, дороги, детские сады и всячески развивать страну, а по мнению Троцкого — все это бессмысленно и не нужно. Отсюда и дальнейшие разногласия по вопросам индустриализации и коллективизации. Сталин и его команда хотели создавать новую промышленность, чтобы иметь возможность независимой политики от мировых центров силы. “Уклонисты” предлагали развивать сельское хозяйство в его старом индивидуальном варианте, закупая необходимую технику за рубежом»[100]. Сталин, оказывается, за все хорошее, Троцкий — за все плохое. Сталин — это образ добра, а в образе зла Стариков смешивает и «уклонистов» (то есть «правую оппозицию» во главе с Бухариным, Рыковым и Томским) и «левого» Троцкого. Ни тебе временных рамок, ни учета изменения позиций действующих лиц — в связи со сложностью вопроса и пионерскими шагами по его решению. В конце концов, не учитываются даже те очевидные, как любит выражаться Стариков, «факты и даты», что Сталин сначала совместно с «правыми» отстранил Троцкого, а затем, крайне резко повернув «влево», жестко — Троцкий о таком и не помышлял — задавил нэп и уничтожил потом «правых»[101].Впрочем, как заметил Алек Ноув, кое в чем «правые» и «левые» действительно сходились, а Сталин — явно отличался от них: «и Бухарин, и даже Троцкий считали, что экономическая эффективность крупной государственной промышленности, а в перспективе также и крупного механизированного земледелия, даст им возможность одержать мирную победу в конкуренции с частником. Сталин поступил иначе: победу обеспечили ему ГПУ-НКВД»[102]
. Именно это и по душе Старикову.Знания об индустриализации у автора так глубоки, что ее «разгаром» он считает 1925 год
![103] Так он пишет, чтобы в очередной раз доказать происки Запада. Вероятно, и для того, чтобы показать, как рано проявилась государственная мудрость Сталина. Мешают только «факт и дата»: первая пятилетка началась в 1929 году, а в 1925 году случился только первый кризис нэпа с высоким уровнем инфляции и безработицы. Тут уж никак не отвертеться, хоть историком прикинься, хоть экономистом.События, в которых неприглядная роль Сталина слишком известна, Стариков старается обойти. Так, называя репрессии клубком «весьма противоречивых действий различных лиц и группировок», он, конечно, и не пытается распутать этот клубок, а желает размазать ответственность. Приводя данные о политических репрессиях за период с 1921 года по 1 февраля 1954 года по справке, приготовленной для Хрущева (в ней данные несколько занижены по сравнению с современными подсчетами), Стариков валит в кучу гражданскую и Великую Отечественную войну, паникеров и бандитов, нацистов и «ленинскую гвардию», троцкистов, деятелей Коминтерна, и глубокомысленно изрекает: «многоплановая цифра, многосложная». А потом — внимание! — замечает: «если поделить общее число расстрелянных на количество лет, получится менее 22 000 человек в год
» (выделено мной —1937—1938 года. При чем тут гражданская война и борьба с нацистами? А вот троцкисты, «ленинская гвардия», Тухачевский и Бела Кун тут не лишние — они стали жертвами именно в эти годы. Сколько же их было, все 700 тысяч?..
Наконец, я напомню, что хотя Стариков и пытается свалить вину за репрессии вообще на назначенного Сталиным «гомосексуалиста» Ежова, в других местах он проговаривается, восхваляя Сталина за уничтожение «ленинской гвардии», считая реальными связи Тухачевского с германским генштабом, и вообще все обвинения этих процессов — доказанными[106]
.