– Была одна знакомая, – продолжала она, – стала учить по-французски, так братец же отбил охоту, коверкает нарочно слова, и сестрица тоже хохочет. Ну, вот и житье!.. А строгость какая!.. всем воля, всем праздник, лишь мы никуда… У папеньки и не заикайся выехать куда-нибудь… и на маменьку прикрикнет… как можно, в самом деле?.. Разве так получают образование?.. Все сама… потихоньку и манерам выучилась, и танцевать, и моду перенимать…
– У вашего отца, я слышал, было большое состояние?
– Давно прожили, я еще маленькая была… Тогда папенька стал богу все молиться… Станет какую-нибудь спасительную книгу читать, наставления делать, а потом бранить нас… просто тоска!.. Что мне богу молиться? я гулять хотела!.. Чем я хуже других?.. Говорят, Таня Песоцкая и умная, и хорошая, и все, – ничего нет хорошего, а вот одевается хорошо, потому что богата…
«Что же это за Леночка? – размышлял с недоумением Молотов. – Сначала я думал, что она хорошенькая, наивная, бойкая провинциалка, которой ничего не стоит назначить свидание с мужчиной, которое, разумеется, ни к чему не поведет, говорить разную наивную дребедень, играть в прятки, словом: делать тысячу детских шалостей. А теперь? Ее одолевает скука жизни, ей не сойтись с подругами, ей хотелось бы… хоть брата хорошего… Кстати, сколько ей лет?» Молотов не мог определить года Леночки: «Восемнадцать ей или двадцать?»
Между тем Леночка продолжала жаловаться, и всего неожиданнее было, когда она перешла опять к брату и сказала:
– Ведь он хороший был… всем здесь девицам понравился… ловкий какой! смешил как!.. только как сестра ни любит брата, он не полюбит сестру.
Леночка замолчала.
– Что вам на это сказать? не поминайте старого – бог с ним… Можно еще поправить дело…
Леночка взглянула на него при этих словах.
– Читайте, учитесь, – продолжал Молотов и вдруг остановился, вспомнив, что юноши всегда предлагают это универсальное лекарство от всех дамских болезней.
– Я неспособная, – отвечала Леночка.
– Это неправда; вы так же способны, как и другие девицы.
– Знаете что, Егор Иваныч, одна цыганка мне предсказала, что я не буду счастлива… Ах, Егор Иваныч, как ее высекли тогда! и из деревни папенька велел выгнать ее. Я тогда еще маленькая была.
– Что ж, вы верите?
– Иногда и правда выходит. Та же цыганка предсказала, что моя сестра будет за офицером, – так и вышло.
– Но ведь ту же цыганку высекли, а она не могла это узнать…
– Да… – протяжно сказала Леночка, – а все же страшно. Зачем бы ей говорить, что вот бог тебе счастья не даст?
– Со злости.
– Ей не на что было сердиться.
– Этого нельзя знать, Елена Ильинишна.
– Ай, какая я странная! – вдруг сказала Леночка. – Зачем это я все говорила?.. Вы, Егор Иваныч, не будете смеяться?
– В ваших словах ничего не было смешного. Вы видели, как я вас слушал.
– Вам как будто удивительно было? Как я – не говорят девицы…