Мещанское счастье

Он крепко задумался. Леночка все смотрела на него, ожидая признаний; но при последних словах Молотова она неожиданно обвила его шею руками и осыпала все лицо поцелуями, крепкими и жаркими, какими еще никогда не целовала его.

– Егор Иваныч!.. душка!.. ты герой!..

Молотов пожал плечами и чуть вслух не сказал: «Душка!.. герой!.. вон куда хватила!..»

Поцелуи не разогрели его, несмотря на то, что Леночка первый раз охватила его так страстно. В ее поцелуях, горячих и бешеных, было что-то серьезное; стан ее выпрямился, она точно больше ростом стала; во всей ее позе была решительность и какая-то женственная смелость и отвага; грудь поднималась медленно и равномерно, и чудно откинула она в сторону свою маленькую ручку… Молотов ничего не заметил. Он смотрел угрюмо в землю…

– Милый мой!.. Егорушка!.. И мне тоже все чего-то хочется… Я перестала понимать себя… боюсь всего… такие странные сны… Я плакала давеча…

– О чем, Леночка?

– И сама не знаю о чем… Но теперь ты стал говорить, и мне так легко, так легко… Я никого на свете не боюсь… я птица!.. полетим, Егорушка!..

– Полетим, – сказал Молотов и засмеялся…

Леночку обидел этот смех…

– Всегда так… зачем чувство охлаждать?..

– Куда же лететь?

– А вот чрез кладбище, за озера, за Волгу… туда, туда… Ты понесешь меня в объятиях… Пойдем в долину; хижину выстроим… Пусть все меня оставят; я никого не хочу…

– Леночка, возможно ли это?

– Ах, какой ты несносный!.. я знаю, что нельзя, ведь не дурочка… Для того разве говорят?.. это так. Ведь я люблю тебя, Егорушка…

Молотов засмеялся…

– Ой, как ты громко смеешься!

Леночка замолчала, опустила ресницы вниз; досадные слезы пробивались на ее глазах, она гневно щипала мантилью.

– Господи, чем это все кончится? – вырвалось у Молотова.

– Да о чем же ты горюешь, Егорушка?

Не спросила бы его Леночка с такою любовью, если бы знала, о чем он думает. Молотов от злости стал несправедлив; у него желчь разлилась… Он думал: «Полетим, Егорушка!.. ах ты птичка, птичка!.. Полетим!.. Я сама знаю, что нельзя! Что это я наделал?.. Как так втянулся в эти странные отношения?» Припомнилась ему вся любовь, вся игра в поцелуи, пожатие рук и сладкие глазки, припомнились страстные ночи, и досадно ему было, зачем все это случилось. Но, несмотря на все это, он как-то невольно тянул время последнего свидания. «Надобно покончить, – думал он, – сказать ей…», а сам все сидел, и не хотелось ему уйти так скоро…

– Егорушка, да что ты такой скучный?.. что с тобой сделалось?..

Егор Иваныч не отвечал; он думал: «Ах вы божьи ласточки!.. Господи, как все это сделалось? Неужели наши отношения кладут на меня серьезные нравственные обязательства?.. Что нас связало? несколько поцелуев, бог знает каким образом полученных. Я и сам не знаю, что такое у нас вышло. Во всяком случае, один исход – расстаться».

– Егорушка, – говорила Леночка…

«Допрашивается! – думал Молотов. – Но, быть может, я напрасно беспокоюсь; вероятно, кончится все просто…»

Леночка опять обняла Молотова. Ему сделалось невыносимо.

– Елена Ильинишна, – сказал он серьезно…

– Что?

– Нам пора объясниться…

У Леночки сжалось сердце. Она предчувствовала какое-то горе; никогда Егор Иваныч не говорил так с нею.

– Разве мы не объяснялись? – спросила она…

– Нет, не объяснялись; все у нас было, кроме объяснений.

– Ну, скажите, – ответила Леночка, боязливо глядя на собеседника.

– Вы меня любите?

Леночка хотела обнять его. Он уклонился.

– Я вас очень люблю…

– Но, разумеется, можете привыкнуть к той мысли, что мы не всегда будем поддерживать наши отношения.

– К чему же об этом говорить?

– Подумайте, пожалуйста, и выскажитесь откровенно.

Ей никогда не приходил такой вопрос на ум, и она с замешательством отвечала:

– Да, я вас люблю…

– Простите же меня, Елена Ильинишна, я вам не могу отвечать тем же…

Леночка взглянула на него испуганным взглядом и вскрикнула. Болезненно отозвался этот крик в душе Молотова. «Вот она так любила!» – подумал он.

– Елена Ильинишна, кто же виноват? кто виноват? Вы должны помнить, что не я первый… – Молотов оборвался на полуфразе, потому что невольно почувствовал угрызение совести. «Что же такое, что не я первый», – шевельнулось у него в душе, и он кончил иначе, нежели начал:

– Боже мой, что же это на меня напало!..

Он страдал, Леночка смотрела все молча и испуганно. Лицо ее было бледно; сердце сжалось и ныло страшно, рука ее как лежала на плече Молотова, так и осталась, и Молотов слышал, как рука ее дрожала слегка. «Зачем же она любила?» – думал Молотов со страхом.

– Что ж это, Егор Иваныч, разве можно так?.. вы говорили, что будете любить…

– Нет, Елена Ильинишна, – проговорил он с усилием, – я никогда этого не говорил… припомните, пожалуйста… Я и сам не понимаю, как все это случилось…

Леночка не возражала.

– Ведь это пройдет; вы меня не сильно любите…

Леночка заплакала.

– Этого еще недоставало, – прошептал Молотов.